Читать Лучезарная нимфа

Раннее утро тринадцатого декабря 842 года от основания Рима (89 от р.х.) года было ознаменовано в Вечном городе сильнейшим ливнем. Это событие, как нежданное бедствие, застало горожан, которых в последнее время погода особенно баловала. Декабрь стоял сухой и теплый. Теперь же грязевые потоки заливали узкие улочки между холмами. Тибр вспенился и в одночасье грозил наводнением.

К полуденной сиесте буря еще усилилась, заставив всех горожан попрятаться по домам за прочными ставнями. Лавочники, разложившие было товар, в надежде на улучшение погоды, в спешке закрывали магазинчики, тянущиеся вдоль римских улиц, не занятых особняками аристократов и состоятельных горожан. Форумы, обычно оживленные, мгновенно опустели. Многолюдный город словно вымер и только бесконечные струи дождя шумели по крышам и камням мостовых, сбегали с холмов полноводными потоками.

На Эсквилине, в Каринах, древнем аристократическом районе, летом утопающем в садах и зелени, а сейчас выглядевшим, как все вокруг, жалким и покинутым богами, поблизости от Храма Матери Всех Богов стоял белый дом, украшенный по фасаду мраморными колоннами, сужающимися вверху и завершающимися виноградными листьями и плодами. Колонны поддерживали мраморный фронтон, с которого на прохожих злобно глядела каменная Горгона.

Подобных домов, принадлежавших высшим слоям римского населения, преимущественно сенаторского сословия, здесь было достаточно. Они стояли бок обок, едва ли не врастая друг в друга, сражаясь за каждый клочок свободной земли.

Из дверей белого дома вышел молодой человек, облаченный в тогу, и воззрился на ливневые струи, косые, от гнавшего их ветра. Его прекрасные синие глаза, обрамленные длинными черными ресницами, смотрели вокруг с унылым разочарованием, черные волосы торчали вихрами на голове, недельная щетина покрывала подбородок, о котором любая женщина, немного понимающая в мужской красоте, сказала бы, что он мужественный. Завершал портрет нашего героя замечательный нос, не совсем доросший до типично римского, но обладающий заметной горбинкой, которая позволяла с точностью сказать, что в его обладателе течет чистая, без примесей, римская кровь.

Молодой человек был не слишком высок, хрупок на вид, но достаточно широкоплеч. Остальные достоинства его фигуры скрывали складки тоги.

Это был Корнелий Виртурбий единственный сын и наследник своего три года назад скончавшегося отца. Заполучив в 17 лет хорошее наследство, основой которого было поместье и конезавод в Апулии, он честно попытался заниматься делами, но потом переложил часть забот на плечи управляющих, а сам позволял себе иногда расслабляться, нигде не служил, более всего в жизни уважая развлечения и праздность. Впрочем, в Риме аристократам и не полагалось самостоятельно вести дела. Для этого существовал нанятый штат верных, или не очень верных, людей.

Обозрев заплывшими со сна глазами окрестности, Корнелий вздохнул и искривился.

– Стоило просыпаться, чтобы очутиться на дне морском, – проворчал он, – Да пропади пропадом Гелла со всеми ее прелестями! В такую погоду я бы и к Венере не пошел. Пусть сама идет ко мне.

Позади нарисовалась хитрая физиономия слуги, молодого вольноотпущенника, возрастом чуть старше собственного хозяина, с не менее замечательной внешностью. Роста среднего, атлетически развитый, смуглолиций, кареглазый, с приятными мягкими чертами лица, которые могли бы одновременно принадлежать как истинному италийцу, так и выходцу из любой восточной страны, кем он на самом деле и являлся. Его родиной была Армения, хотя имя себе он взял местное, удалив окончание своего Маркар и превратившись в обыкновенного Марка.