Тяжелый замок заскрипел, противный звук ржавых, сто лет не смазывавшихся металлических пластин вырвал меня из полусна. Ключ с хрустом повернулся, дверь распахнулась, световой зайчик ударил в лицо.
Вот зараза! Так и ослепнуть можно. Я поднял руку, защищая глаза.
– Сидишь? – спросил человек с фонарем.
По хриплому, вечно простуженному басу я без труда опознал говорившего.
– Сижу, Федя.
Стоять и лежать на «губе» при всем желании не получится. Размеры не позволят – ни мои, ни помещения. Однако лучше посидеть здесь, чем встать к стенке. Уж больно последствия разные.
– Надоело? – продолжил расспросы хриплый.
– А ты как думаешь?
– Да кто тебя знает, придурка!
– За придурка ответишь, – многообещающе произнес я.
Невидимый собеседник фыркнул:
– Напугал! Уже дрожу.
– И правильно делаешь, – заметил я.
– Тебя не спрашивали. Давай вали отсюда. – Он отошел, открывая проход.
Я разозлился:
– Бегу и спотыкаюсь! Ты что, не соображаешь: я сейчас как деревянный. Шутка ли, столько времени тут проторчать! – Подумав, решил сменить гнев на милость:
– Кстати, Федя, а сколько именно меня продержали?
– Достаточно.
Да уж, Федя, наш безопасник, многословностью никогда не отличался.
– Может, поможешь? Мне самому до вечера не выбраться…
– Твои проблемы, Лось.
– Точно, мои, – согласился я. – Ладно, попробую. Встречай героев, страна.
Ноги затекли, я с трудом выбрался из конуры гауптвахты. Можно сказать, на четвереньках выполз. Брр! Бетонный пол, на который я выпал, был холодным и мокрым. Чтобы не растерять тепло, в темпе оч-чень медленного вальса размял конечности и выпрямился во весь рост. Свобода, ешкин кот!
И сразу в голове винтики со шпунтиками заработали. Быстро что-то меня выпустили, суетливо… А что из этого следует? Очень простой вывод: неспроста, то бишь по назревшей, как чирей на филейной части, причине.
Кому-то я понадобился. Интересно, кому именно и зачем? Обостренное чутье подсказывало, что ответы на эти вопросы будут дурно попахивать.
– Ты меня как – официально освобождаешь или в порыве самодеятельности?
– Полковник приказал. Будь моя воля, я бы тебя просто пристрелил или здесь гнить оставил. Меньше возни с тобой.
Если Полковник задергался, жди беды. Ни к чему хорошему его телодвижения не приводят. Я уже испытал это на собственной шкуре, а она у меня одна-одинешенька.
– За что ты меня так не любишь, Федя? – спросил я.
Ну, просто чтобы спросить.
– С какой стати мне тебя любить, Лось?! Ты что, девка какая?! – удивился мой освободитель.
– Верно, не девка. – Я проверил суставы на гибкость. – Но это ничего не значит. Разве не слышал, что отец Варфоломей глаголет: только любовь к ближнему делает нас настоящими людьми.
– Заткнись, Лось, не на проповеди. Мне и без попа тошно.
– Уже заткнулся. Цени мою готовность к сотрудничеству, Федя.
– Плевать мне на тебя и твою готовность, – безопасник скривился.
Я проделал пару упражнений. Вроде ничего, терпимо. Мышцы все еще задеревеневшие, но это не самая большая проблема в моей жизни. Самую большую зовут Полковником, и, если я жив, значит, ему это нужно.
– Что скажешь, Лось: оно того стоило? – с издевкой поинтересовался Федя.
– А ты попробуй, – посоветовал я. – Проверь на себе.
– Ну да, – хмыкнул он. – Делать мне больше нечего. Какого ты… с Полковником заспорил?