Читать Овес и мадагаскарские звездочки

Он взлетал на своём самолете тихо, как умеет взлетать только время в глазах отчаявшегося, разочаровавшегося в жизни ребёнка. Он взлетал и думал. А в лучах скалистого месяца, между тем, лобовое стекло самолета отражало бейджик с именем Овёс на выглаженной до последней стадии рубашке. Он помешивал плавно, пластиковой ложкой, которые часто дают в Аэрофлоте пассажирам, свой уже начавший остывать кофе, обращал внимание на усталость в теле, которую оно ретранслировало, потому что уже который час летело через океан. Он сидел и думал о том, что нет ничего особенного в людях. Нет ничего, что могло бы сделать одних красавцами, а других отвратными. Он не видел больше никакого смысла в тонкости метафор. Зато он очень хорошо понимал одну вещь: любое упадочное состояние-предвестник чего-то нового, неизведанного, некоего рывка жизни. Быть может, он и не приведёт ни к чему особенному. А, быть может, и такого, как прошлый рывок в жизни Овса.

***

Дело началось всего лишь семь лет назад. Давайте считать: двадцать пять, двадцать четыре, двадцать три, двадцать два, двадцать один, двадцать, девятнадцать, восемнадцать, семнадцать, шестнадцать. Та-ак, стоп!-семнадцать. Долго ли мы с вами считали? Не слишком долго, но и не так быстро, чтобы вовсе не заметить этот счет. Примерно так же Овёс ощущал года своей жизни, уже прожитые, которые точно нельзя было вернуть. И не то чтобы он был в чьём-то распоряжении, как может оправдываться любой ребёнок-нет, ведь детство уже давно закончилось. В семнадцать, за три месяца до своего дня рождения, Овес уехал из родного города. Это было далеко, хоть и не в Австрии, как ему всегда, почему-то, мечталось: однажды в ресторане один седовласый дед улыбчиво и громко назвал австрийский торт Захером. Ассоциация запала Овсу в голову. И, ох уж эти детские ассоциации, являющиеся одновременно и источником проблем, и ручьем вдохновений. Но годы пролетели быстро, и, как ни старался Овёс брать от жизни все, сейчас, когда это позволяли обстоятельства, не получалось. Он с ужасом ожидал каждого нового утра, чтобы снова понять, что все идёт по плану. И идёт не потому что он-Овёс, умеет следовать этому плану, но потому что планов не существует.

И вот, словно в очень хорошей клинике, Овёс решил отмотать пленку назад, чтобы выяснить, что же все таки пошло не так в его жизни. «Двадцать,-считал он,-двадцать один и двадцать два-вроде бы все хорошо, нормально. Где же закралась ошибка? Что не так?» И каждый раз он пытался выяснить, но не мог. Он поступил именно в ту авиационную школу, куда всегда хотел поступить, после переехал, хоть и не в Австрию, но на самый юг Польши. И здорово, в общем-то, жил там, но это уже совсем другая история. Он совершенствовался в полетах, но будто делал это не до конца, все чаще сбиваясь с истинного маршрута жизни. И все было так, как должно, но оказалось хмурым. Вот, к примеру, даже машина у него была-купил недавно, когда стало много денег. Она была новенькая, спортивная, с хромированными дисками. Выбирал цвет подчас уйму времени, а в итоге на вторую поездку разбил фару и помял бампер, да и вовсе, все оказалось не так: когда прошла вторая неделя, Овес понял, что самолет интереснее автомобиля. У него теперь было все или почти все, о чем он мечтал, но это не привело его к желаемому. Овес не знал, чего и хотеть, что и думать, и порядком запутался. Он даже думал теперь о том, что издать в двадцать три года роман с первой попытки было плохой идеей. Ведь после у него началась карьера великого писателя, а на протяжении следующих пяти лет, какое бы плохое произведение он ни отдавал в редакцию, как бы долго и нудно не затягивал первые страницы, все окупалось и становилось бестселлером. Как будто старинная знать его записала на плёнку и очень хотела насладиться красивой жизнью без трудностей. А вот Овёс оказался таким человеком, которому нужны трудности. И он пытался их получить. Глядя на облака, подсвеченные лучами почти растаявшего к рассвету месяца, Овес думал над тем, как бренна жизнь, и понимал, что у его книги жизни будет плохая концовка, но ее все равно купят. Даже женившись, Овес не получил счастья. Возможно, потому что за пилота с близким к идеальному обменом веществ, ходящему к тому же в спортивный зал, с чувством прекрасного, готова была выйти любая девушка, а может, просто он был таким человеком, которому очень трудно почувствовать себя счастливым. И пусть не все девушки выходят замуж за красивых и сильных парней, но вот в нем что-то было, Юлечка вышла за него, и дома теперь Овса ждут две дочки. Но он не перестал хотеть и стараться жить. Он все так же ходил по вечерам в спортзал, устраивал романтические ужины, придумывал самые лучшие сказки для своих детей, но почему-то не получал отдачи. Однажды, после особенно тяжелого полета, Овес даже обиделся на свою жизнь. Чего бы он ни хотел добиться сейчас, он добивался. Если заболевал простудой, всегда вылечивался мгновенно-на следующую ночь. Если не хотел что-то делать, то находил силу воли, достаточную для того, чтобы начать. Он мог не спать с утками. Да и с лебедями-тоже. Конечно, Овес был не таким уж супергероем, например, он боялся ездить на машинах, считая самолёты самым безопасным видом транспорта. Но его спокойному отношению к машинам, когда он был за рулём, можно было только позавидовать. Ведь он боялся именно чужих рук. Скорее всего, потому что понимал: он-один из самых ответственных на планете. Одно время Овес занимался скалолазанием, но ему нанесли душевную травму тем, что попросили досрочно уйти с соревнований, ведь он опозорил тренера-забрался выше, чем он сам! Овес думал, что такое отношение жизни к нему вызвано стремлением помочь всем людям сразу, которые были рождены до него и оказались не слишком удачливыми. Но если так, то создатель просмотрел одну деталь: пока что Овес был слишком эгоистичен, чтобы помогать другим людям. Но и в его эгоистичности ему не было равных. Если это действительно был план создателя, то никто ещё не обладал большей удачей, чем Овес, избегая его выполнения.