На другой стороне спора
Брайтон, 2007
я был в машине один. Даже не поранился, потому что по‐настоящему калечат нас не аварии, а люди – своими словами и идиотскими идеями. Двигатель загорелся, из радио продолжала литься музыка, казавшаяся теперь такой же неуместной, как и сама затея угнать отцовскую машину и скрыться на ней в сердце ночи. Я не стал выходить, просить помощи, стучать в дверь ближайшего дома; я просто остался внутри, вот так, по‐дурацки, надеясь, что, может, задохнусь. Какая‐то женщина, жившая рядом, проснулась от запаха гари и вызвала скорую. Приехала полиция. Машину увез эвакуатор.
После аварии отец расстался с горой денег за ремонт, а мама выплакала море слез, и еще недели спустя она смотрела на меня глазами, полными страдания, будто я в любую секунду мог тоже взорваться, как тот двигатель.
Весь Брайтон говорил о парне, который в три часа ночи угнал у собственного отца машину и разбил ее: говорила Джуди Францман из кошерной1 пекарни, говорили Биньямин Фишер со своей женой, и мои родители говорили об этом с раввином.
Не говорил о случившемся только я.
1
Тетя Сьюзи предложила мне поесть,
но я отказался.
– Звонишь, просишь помочь, а потом от моих блюд нос воротишь? – возмутилась она с явным раздражением.
Тетя Сьюзи смотрела на меня. У нее были пышные иссиня-черные волосы, возможно, в прошлом они были похожи с сестрой, моей матерью, – до того, как мама покрыла голову и начала носить благопристойные длинные платья. Тетя почти никогда не улыбалась, но, вопреки первому впечатлению, была полна жизнелюбия.
«От моих блюд нос воротишь». Она не сказала «От моей еды нос воротишь». Потому что проблема была как раз в блюдах, то есть в посуде. Тетя Сьюзи никогда бы мне не предложила лобстера, или бекон, или еще что‐нибудь некошерное. Но уже то, что в блюдах тети Сьюзи могло хоть раз лежать что‐то недозволенное, делало их нечистыми, и пользоваться ими было нельзя.
– Да я не голодный, – соврал я.
– Тогда сиди и гляди, как я ем. Я‐то голодна, и еще как!
Тетя принялась есть, а я – глядеть, как она и велела. Как же противно выглядят жующие люди, подумал я, отвел взгляд от тетиного рта и принялся рассматривать тесную столовую. Несколько картин да пара безделушек – вот и все, что украшало темноватую комнату.
Тетя Сьюзи возобновила допрос:
– Ну и когда ты собираешься просветить меня насчет цели визита, Эзра?
– Сейчас, – ответил я. Достал из черного рюкзака белый конверт, где прятал копии снимков, стоивших мне исключения из школы. Тетя Сьюзи начала их просматривать и, не зная, как реагировать, изобразила на лице некую смесь неловкости, огорчения, ехидства и удивления, впрочем, не слишком‐то сильного.
– Это кто?
– Малка Портман, – ответил я. – Сестра моего одноклассника Мойше Портмана. Красивая, правда? Мойше вечно хвастается, какая она красотка, и мне пришло в голову тайком провести ее на мальчишеский этаж, в туалет. Ничего лучше этих снимков у меня еще не получалось.
Тетя Сьюзи рассматривала фотографии одну за другой и точно так же, одну за другой, переворачивала пустой стороной вверх, будто чувствуя через них всю мощь посягательства на законы, причем законы не только школьные.