Вступление
Свет проник внутрь камеры-обскуры и на плоскости возник перевернутый рисунок, изображающий кусочек канала Грибоедова, уменьшенный в несколько раз. Оставалось только приложить бумагу и старательно обвести, надев чуть сломанные очки на чуть близорукие глаза.
Отлично работает махина для снимания перспектив, стоящая в походной палатке на самом верху холма. А на матовом стекле виден город Петербург – поверхность обрабатывают раствором солей железа – и оно меняет цвет. Потом исследователи добавляют бром и ждут минуту.
Слышен голос из прекрасного далеко, что асфальтовый лак подходит лучше – кому как не советнику из дорожного министерства, этого не знать? А потом надо еще обработать изображение кислотой, выгравировать линии – и начать печатание карточки. Но умник уже заключил контракт на десять лет и должен помолчать. Иные пользуются дорогостоящим хлористым серебром. И не вякают. А некоторые вообще дышат парами ртути по полчаса кряду ради великой цели. И что получается в итоге? Позитив и сенсация. И только в дальнейшем жесткое развитие превращает все в негатив и обыденность.
Я начал писать этот очередной нелинейный текст еще в мае позапрошлого года. Это были заметки, наброски, обрывки, не выглаженное белье объемом в 10-20 килобайт. Я не мог серьезно начать работу по оформлению этого мясного набора в полноценное произведение. У меня даже не получалось аккуратно делать заметки в блокноте в метро, потому что долгие годы сидения за клавиатурой отучили мои пальцы выводить буквы так, как натаскивали их еще в первом классе. Я не умею заполнять красиво библиотечные карточки и квитанции по гонорарам – так сказало мне множество бухгалтеров и коллежских асессоров. Умею печатать. Так что пришлось сместиться на уровень детсада – ведь крошки наши умнее и IT-образованнее. Огромная голова и неловкие руки.
К тому же меня пугало то, что во многих абзацах я цинично отзывался о романтике, как о явлении, которое требует немедленного уничтожения – каждый раз, когда, хотя бы косвенно, поминается в разговоре или внутреннем монологе. Но ведь что есть мой треп священный, как не новая романтика? Возможно, я и воссоздам эти строки потом, по ходу работы. Дело в том, что недавно я умудрился удалить все эти файлы. Что ж, хороший повод начать все заново…
Действие романа происходит в большой коммунальной квартире, в пяти комнатах, а также порой в ванне, на кухне, а иногда и на чердаке. Ведь жилище сие находится на самом верхнем этаже. Я сам жил в такой квартире в течение двух месяцев, платил смешные деньги, смеялся, мало спал ночью, почти ни с кем не общался. Да и вообще не знал, что будет дальше. В коридоре всегда горел свет, иногда в нем возникали соседи: 40-летние тетки на роликах, замученные вдовы с теориями об эволюции квартирантов, молчаливые мужчины в шортах.
А также полуторагодовалый малыш, который жил за стенкой в компании матери, отца и бабушки. В комнате на 15 квадратных метров, представляете? Прямо напротив моих съемных метров редко тусила дома молодая пара – своеобразная схема моего будущего. Да, кстати, несмотря на разницу в возрасте, все жильца вели себя, как юноши и девушки. Только одна одинокая женщина однажды указала мне, что я готовлю не на своей конфорке. Так я узнал одно из главных правил коммуналок.