Читать Об одной эвристической точке зрения
ПРЕДИСЛОВИЕ ФЁДОРОВА
Меня заверили, что с очередною математической формулою, поразивши себя дико странными символами, читающая личность мигом откажется получить знакомство с книгою. Я не способен ступать против воли своей ни на шаг, но и врать мне отнюдь не естественно. Признаюсь, когда я рисовал всё новые стрелочки с дифференциалами, сжималось сердечко моё беспокойством за народ, склонный опасаться слабого ума (своего) для занятия чтением непонятным. Переживал, что потому он сочтёт такое дело бесполезным и малоприятным. Однако нервозность сгинула приходом критики одною неделею до издания. Товарищи из политологического, культурологического, химического, палеографического и литературоведческого направлений независимо друг от друга, без капли намёка на молодецкий маразм, продемонстрировали восторг да увлечение от новых взглядов. Исключительно чтобы выразить уважение коллегам, скептично воспринимающим «чистую» философию и не признающим пониманий мира, где нет точного аппарата, мне пришлось оставить подаяния на блюдце математическом. Иначе прислушается кто? Не вам ли напомнить биографию Фарадея, с домыслами которого не считались люди без формальностей пера максвелловского?
В предложенном сочинении помещены рассуждения над областию вопросов, со времён оны1 терзавших головы человеческие. Сии хартии2 излагают идеи появления материи во Вселенной, извергая новые понимания о пространстве и времени.
Выражаю благодарность незабвенным казателям3 моим за соизволение поделиться знаниями драгоценными. Спасибо декану факультета философского, звездоблюстителю4 Лорану Дюруа, ввиду интереса к трудам настоящим и советы занудливо-уместные.
Е. А. Фёдоров
Априллий, 1905 г.
Глава I. Водная часть
§ 1. Жизнь = бытие
Должно слово начать о не одной тысяче чайных вечеров, проведённых с профессором Фри́вэлэсом, во многих отношениях замечательным человеком. Долг мой не умолчать в сочинении о полемиках наших бескрайних, ибо посягали они на праведность термина «жизнь», ибо подвигли мысли мои по итогу на путь истинный. Будет неправильным пренебречь вместе с тем описанием приятеля худородного, сыгравшего ключевую роль не только в истории России, но и планеты.
Всего очевиднее характер его читался в головном уборе. Даже в помещении Фривэлэс страдал привычкою носить хомбург, над которым забавно надругалось время: фетр продырявился во многих местах и стал походить на половую тряпку, высохшую после серийного мытья зазубренных деревянных полов на палящем солнце, а тулья, некогда напоминавшая муравейник, теперь щекотала воспоминания о требухе, волочённой в песочной глине крестьянского сарая. Профессор биоценологии снимал шляпу редко, тогда и только тогда, когда разговором забывались разные комплексы с дурными обыками5. В эти минуты он ловко раскручивал её за поля, и внимание собеседников мгновенно приковывал неподражаемый навык, воровавший взор с гладкой, блестящей на свету, как стальной шар во время pе́ntanque6, лысины, украшенной в лентиго.
Все говорили, что густые короткие брови профессора, стянувшие складки на переносице ортогонально отчётливым морщинам на лбу, очень хорошо сочетались с изжёванным бледным галстуком в горошек и тёмным мятым костюмом-тройкой (белый жилет так часто впитывал окрас пиджака от выступавшего пота, что ни один нормальный человек не признал бы доли светлого оттенка, свойственного ему десятки лет назад).