Читать Штурман Йорика

Холодный ветер от лагуны; грязные, грубые и корявые камни под ногами. Ступни – все в царапинах. Платье, когда-то бывшее светло-серым, теперь заслуживает другого названия. Например, «серо-буро-малиновое».

Нис вот-вот перейдёт грань между явью и миром своих фантазий. Пока она бродит в окрестностях залива туда и сюда, фантазии эти становятся всё более мрачны и кровавы. Девчонке мерещатся пауки с большущими членистыми лапами; каждая фаланга ноги такого прожоры наполнена изнутри чем-то багряным, полупрозрачным.

Пауки набиваются в узкую пещеру (которой нет на самом деле – это лишь видение. Но временами нашей героине кажется, что и она сама в той пещере. Что монстры ползут по её рукам, по телу, по обноскам платья…)

Дочь полоумной бродяжки из Каймании унаследовала от матери склонность жить плохо – и мечтать о чём-то «нездешнем». Вот только мечты эти были много страшней. Нищенка Соль, по крайней мере, надеялась на лучшее. Искренне верила, что прилетит бесхозный ву-джет, и она станет его пилотом…

Нис знала – подобные грёзы сбываются; это самое страшное в них.

…Над мрачным городом, где льёт мутный серый дождь. Над тучей, оглядывая с высоты её изогнутый мягкий хребет – как будто перед тобой жирная гусеница. Над портом, где голые матросы-кайманы, блестя чешуёй, ползают туда-сюда по железным бокам нобль-джетов. Возятся сотый час, стирая водоросли, а подчас – и кал морских собак, с бортов, днища…

Да, тогда она умела летать. Но – никакой тебе романтики. Жизнь «сверху» была не менее унылой (да и вовсе – тошной), чем жизнь в Каймании.

…а потом – снова в город, туда, где море огней, где пунцово-жгучие вывески пополам с противной желтизной, и театры открыты всем взыскующим кордебалета пополам с канканом, и на рваных простынях в «синема» жирногубые тётки взасос целуют тощих лысых клерков, одетых почему-то в чиновничьи мундиры с фальшивыми орденами и звё…

Так, проехали. «Надо же когда-то успокоиться, Нис. Не всё накручивать себя».

…а потом – снова в город, к окраинам, где из-за редких домов вылазят стаи диких псов, с рычаньем преследуют тебя – и твой «Йорик», – а ты летишь над полосой жухлого песка, минуешь кабинки для купальщиков, постепенно вылетаешь обратно к морю… но прожорливые псы ещё гонятся за тобой. Вот они уже вбежали в воду, вот – отхватили планку от днища твоего аэростата… «Ну же, ну же», – молишься ты про себя, – «наддай, миленький! Не погуби. Ведь у тебя одна хозяйка – я…»

Тут молнией в уме вспыхивает жуткое осознание (Боже мой, как не ко времени – уж хотя бы дождался, пока погоня кончится, а тогда и семафорил бы!) «Если джет выбрал тебя, и не за душевные качества, самой тебе пока неведомые, а просто так, – кто сказал, что завтра он не изберёт другую? Так же точно: по прихоти. Неожиданно».

…Ву-джет набирает высоту. Собаки скулят, воют, чувствуя, что жертва ускользнула от них. Тем временем наша героиня, опершись ногой о жёсткую доску, меланхолично выковыривает грязь между пальцами, давит на щиколотке какую-то дрянь – то ли паучка, то ли…

(«А. Вот почему они тебе снятся, моё сокровище!»

Её пленяла эта возможность – смотреть на людей свысока. Быть подругой джета, и больше ничьей. Так же точно пленяет её теперь меррзкое, ррычащее самоназвание, которое хочется упоённо повторять: «сокровищ-ще». И то, что она говорит сама с собой, бедную Нис не беспокоит. Вот уж года три как не беспокоит… наверное).