Николай просто холодел от ужаса, у него даже дыхание останавливалось, а уж что касается конечностей, скажем там рук или тем более ног…
Руки закоченели, как на сильном морозе без перчаток, а ступни не чувствовали под собой опоры и Николай, передвигаясь, не мог понять идет он по траве или по снегу, а может быть по льду. Да и ноги его то ли в ботинках, то ли в сапогах, а вдруг он выскочил зимой на улицу в одних домашних тапочках и даже без носок. В общем, Николай куда-то шел в неизвестном направлении и даже не мог представить, как сюда он попал, что здесь делает, куда движется? Были только ощущения даже не страха, а ужаса, сжимающего дыхание, сердце, парализующего все мышцы, и такого же ужасного холода, повторяющего абсолютно всё то же с его организмом. От этого страха и холода всё тело мужчины крупного, сильного, да что там стесняться, смелого, трясло, как в «пляске святого Витта».
Нечто подобное он когда-то давно-давно уже ощущал.
Точно! Такое с ним было, когда он ещё сопливым мальчишкой, прижавшись ухом к стенке «штаба» более взрослых соседских пацанов, подслушивал их детские страшилки. На улице уже темнело, пора было идти домой, чтобы мама не заругала, а он никак не мог оторвать свое ухо от вещающей щели в стене по двум причинам: было очень интересно, просто очень, а вторая – одному бежать домой по сумеркам было невыносимо страшно. И он так и не мог решить, что ему делать, пока мама сама его не разыскала среди густых кустов в дальнем углу двора: бледного, прижатого ухом в стенку детского строения из досок, шифера, выброшенных старых дверей.
Мама нашла – это обычно был вариант самый нежелательный, ведь мама сердилась и могла всыпать, как следует по заднице. Но вот сегодня Коля даже очень обрадовался, что пришла мама. Она схватила его за руку и потащила домой, сердито что-то приговаривая. В любой другой день он бы стал вырываться, хныкать и даже заранее плакать, зная, что дома ждет его неминуемое наказание. А вот сегодняшнее мамино бурчание для него звучало, как добрая колыбельная песенка и он был на седьмом небе от счастья, что идет по темному двору за ручку с мамой и никакая «красная рука» его не схватит из-за угла и не утащит в подвал, где неминуемо задушит.