Я люблю тебя, лето! -
закричу я в июне с балкона, погромче.
Погромче, да так, чтоб услышали где-то в Толедо,
Чтоб докричаться до самого синего неба.
До неба, под ним ведь кричат и живут, как и я
Даже те, кто уже изменили привычному кредо.
Я люблю тебя, лето! -
Закричу я
Ну продлись ты еще на полгода побольше!
Солнце, забудь!
Прекрати дни считать, а свети посильнее
Да так, чтоб у нас тут был градус под сорок!
Я люблю тебя, лето-
Прошепчу я.-
Останься со мною подольше.
я жду, торопись.
с букетиком белых гербер,
как всегда, у вокзала
не поленись.
я буду обычной,
как в твой первый день
я лето украла,
понемногу к нескромной
поре всех раздетых.
солнце безжалостно
как и всегда.
меньше убитых
собой. а я все жду
и жду. сейчас декабрь
лежит в объятиях глубины
снегов. я не уйду
Я верю в светлое "мы",
Я верю в дружбу между
этими кем-то: ты и я.
Я верю в яркое "мы".
Я знаю "мы" будем вечно,
Я знаю "мы" – это синоним
к необдуманным грезам.
Я знаю "мы" будем точно здесь.
Не кончатся кухонный чай
и вода из-под крана.
Не кончится “мы” пока
не сочтут, что оно слишком большое
для жизненных целей.
Не порвутся гитарные струны,
Не порвутся и нервы наши
и связь не порвется,
состоящая из наших душ каши.
И ты будешь приходить точно так же
И звать тебя будут все "дядя Андрей",
А я буду жить тетей Аней в
хрущевке с гитарой, а со мной котофей.
Уж сыграны наши пара спекталей,
Но главное все впереди.
Нам теперь жизнь сыграть надо.
Come on, Айседора! За битой следи.
Так ведь и быть не должно,
что оказываемся на разных концах планеты
мы – кусочки одного "хорошо".
Ведь получается это совсем не нарочно,
что оказавшись по разные стороны баррикад
мы пишем друг другу сквозь-строчно.
Так получилось совсем случайно,
что теперь мы два раза по одному целому
ты возвращайся нечаянно.
Восемь синиц на моих проводах,
восемь осмысленных лиц.
Несколько тысяч убийц во снегах
и всего только восемь синиц.
Как же им быть против злых глупых птиц?
Кто же поможет впотьмах
разузнать в какой области черных ресниц
разместилися зимы в слезах?
Восемь синиц на моих проводах,
восемь веселеньких лиц
заклевали до смерти всю зиму в слезах
и остались со мной весновать.
Хорошо у Вас в Стране Советов было, Вова.
Нынче ж только героин да наигрыш,
Самоосознание уже не ново,
самобичеванием – и то не удивишь.
Нынче, Вова, журавли по ощущениям,
чуть ближе облаков летают – высоко,
а синицы с куцыми хвостами падают
прямо в руки. Им, как нам, до жизни далеко.
В этом времени живым быть уж не модно.
Модно истощенным быть до мозга кости
и носить, что в тряпки половые уж не годно.
"Поэтичным" быть иль чтоб трясло от злости.
Модно слушать звук "inferno" очень громко,
модно быть пустым и "экзистенциальным".
Вот еще пытаться думать очень модно,
только лишь пытаться, "думы" недоступны модным.
В этой квартире четыре окна.
В одной из трех комнат – как на улице
– окно открыто всегда.
В этой квартире как у Кустурицы:
"Жила-была одна страна".
Только вот не “была”, а живет до сих пор
и в стареньких окнах лучистое солнце
играет и светится, смотрит в упор
на пыльно-зеленое бутылочки донце,
послужившее нам – мне и солнцу
– обручальным кольцом.
из сухофруктов компот
будет сварен за год
до возвращения
сына
маленький кот
станет больше на год