История об Ингольве Хмуром началась в тот день, когда его семья впервые собралась встретить Йоль1 без него. Тогда он носил другое имя – Кольгрим. Он был сыном ярла Хьяльма в Халогаланде, весьма почтенного, хоть и не очень известного. Говорили, что отец женился на ведьме, потому что волосы у нее были необычного черного цвета, как уголь. Правда это или нет – неважно. Важно то, что сын взял волосы матери, ее серебряные глаза и правый нрав отца, возможно, именно поэтому ему дали имя Кольгрим2.
В тот день Кольгрим пытался отоспаться, вместо того чтобы помочь семье подготовиться к празднику. Ему предстояло стать эйнхерием3 во плоти, такая возможность выпадала только детям ярла, и то не всем. Ему не спалось. Когда он понял, что бессмысленно себя заставлять хотя бы вздремнуть, то решил понаблюдать из-за ширмы за приготовлениями к празднику: трэллы и тиры4 украшали стены дома еловыми и сосновыми ветвями, его маленькие сестры помогали матери лепить круглые пироги с изображениями солнца, человечков и разнообразных животных. Сердце Кольгрима наполнилось приятным чувством чего-то уютного и родного. Потом его внимание приковал к себе мутный столб дыма от очага, не спеша уносившийся вверх через отверстие в крыше. Дым навеял мысли о доле и смерти, о привязанности к дому и его утрате. Эти рассуждения были не только странными для сына ярла, но и, как многие тогда заметили бы, трусливыми. Странно, что он не думал о нечто подобном, когда, быв тринадцатилетним сорванцом, убил в честном бою соседского задиру, который, превосходил его и в росте, и в силе. Кольгриму не хотелось расставаться с домом.
В дверях показался отец. Он подошел к сыну и, убедившись, что тот не спит, сказал ему: «Пора – старый прибыл». В эту минуту мать дала слабину, и ее лунные глаза увлажнились. Она крепко обняла своего взрослого сына, сестры пожелали скорого возвращения, отец с гордостью стал разглядывать его, будто бы только сейчас осознал, какой у него вырос кабан кровавой долины. Он крепко хлопал его по плечу и приговаривал, что все будет хорошо, что он им гордится, что Белый ас несомненно примет его в свой чертог, ведь он справедлив и милостив. Хьяльм говорил: «Я более чем уверен, не успеет наш дом пропахнуть можжевельником с рябиной, как ты уже вернешься, и мы, насытившись отменной свининой, смочим глотки добрым пивом, и ты расскажешь своему старику о том, что пережил!»
Распрощавшись с родней, Кольгрим вышел на улицу. Прищурился: в тот день солнце светило особенно ярко, вокруг блестели и переливались пушистые сугробы. Его ждал Старец в длинных белых одеждах. На его голову был накинут капюшон, из-под которого выпирали лишь кончик широкого носа, да косматая серая борода. Кольгрим поприветствовал старца, но тот лишь молча и загадочно кивнул в ответ – жрецы соблюдали строгий обет молчания. Их волшебные голоса, глубокие, как морское дно, и раскатистые, как волны, можно было услышать только во время церемоний, а между собой они, если верить слухам, общались посредством мыслей. Когда один из трэллов привел коней, копыта которых заранее подбили шипами, Кольгрим со старцем оседлали их и поскакали на восток.
Не было у лошадей ни восьми ног, ни ветром вырезанных рун на их широких зубах и, тем не менее, скакали они не хуже Слейпнира