Кип тихонько посвистывал грустную мелодию сидя на парапете. Будто не замечая яростный грохот ударов по крышке люка, ведущего к нему на крышу. Он смотрел вдаль, где дырявое как сыр зеленовато-жёлтое светило медленно выплывало из-за чернильно-синего горизонта, проявляя на небе пурпурные облака. По мере пробуждения облака начинали ворчать и сонно охотиться на более ленивых и медлительных сородичей. Тени становились всё ярче, а стуки тише, пока не стало совсем светло и тихо. Только посвистывание Кипа и хищные танцы полностью проснувшихся облаков.
Щёлк-щёлк-щёлк, раздалось со стороны пожарной лестницы. Кип повернулся и с радостью узнал в нежданном пришельце своего друга Туума, щелчками трёх своих ртов приветствовавшего приятеля. Просторный плащ как парус развевался на его обнажённом теле, пока он шарил по карманам в поисках своей трубки. Он весь светился важностью и самодовольством, как это обычно бывает, если застать Туума за работой. Найдя наконец свою трубку, он с важным видом сел поодаль от Кипа, закинул одну тощую ногу на другую и начал беседу, попеременно разговаривая разными ртами, а иногда и сразу тремя.
– Как прошла твоя ночь, друже? Лемма снова пыталась высосать твои соки? Бедняга, сильно ты её обидел.
Свободный от разговоров рот Туум занял своей изящно изогнутой трубкой, раскурив которую принялся с наслаждением пускать клубы пурпурного дыма, быстро обретавшие форму и самостоятельность, устремляясь наперегонки в небо, к уже успокаивавшимся старшим товарищам.
Кип печально кивнул, вяло поднял с колена руку и помахал приятелю. Он был совершенно разбит ещё одной бессонной ночью.
– Я хочу домой, – сказал Кип и заплакал. – Я так больше не могу.
Туум одобрительно защёлкал, подбадривая друга.
– Ты чужак, Кип, ты не сможешь с нами. Я тебе много раз говорил, это было ошибкой. Вернись домой, ходи в море, собирай пыльцу и привози к нам в безтуманный сезон. Будем сидеть с тобой у Нгона в кабаке, и ты будешь рассказывать свои истории, а я слушать.