⇚ На страницу книги

Читать Гражданка дальше ручья

Шрифт
Интервал


Членистоногий – моё любимое слово. Такие слова сразу хочется делить на части, будто само слово этого просит. Но если его разделить на части, от этого оно становится неприятным. Меня это раздражает. Но ещё больше это слово раздражает папу. Папа считает, что он в этой истории совсем не причём. И если бы он знал заранее, то не связывался бы с нашей семьёй, не влюблялся бы в маму.

– Почему я? – спросил папа однажды ни с того ни с сего.

И хлопнул о стол газетой.

Мама всё поняла. Она грустно посмотрела на папу и сказала:

– Других не было. Леша конечно красивый парень, но у него… сам понимаешь

И вздохнула.

Это был намёк на отношения мамы до брака. Папа ей давно всё простил, так что вздыхать особенной надобности не было. Ну, а Лёша…

Вы, наверное, думаете, что Лёша это я?

Нет, я не Лёша. Я Боря. И, в отличие от того маминого Лёши, совсем некрасивый.

Зато я особенный…

Когда то давно, ещё в детстве, мы играли с папой в вольную борьбу. Настолько вольную, что я расслабился и решил сделать папу по собственным правилам. То есть, я даже не думал, что бывают какие-то правила в вольной борьбе. Борьба на то и вольная. Значит всё можно.

Но папа так не считал.

– Ненавижу раков, – закричал он, когда я положил его на лопатки – Больше так никогда не делай.

А я ничего и не делал. Просто заигрался. Схватил его тем, что растёт у меня из ребер, иногда раскрываясь и шипя как мясо на сковородке…

Папа, мягко говоря, наложил с этого шварканья в штаны, но виду не подал.

Строить из себя крутого с тех пор, он, конечно не перестал, но зато прекратил это делать в моём присутствии.

Возвращаясь к вопросу, что растёт у меня из-под рёбер. Допустим, я скажу, что это маленькая, почти незаметная клешни. Что вы сделаете? Засмеётесь? А если покажу? Гигантский краб в зоологическом музее – никаких ассоциаций? Это я. В недалёком будущем.

И вот вы уже принялись отводить взгляд, пожимать плечами – одним словом, решили меня игнорировать.

Спасибо. Я привык.


Так всю жизнь. А вы говорите про какие-то, мать их за ногу, подростковые трудности.

Папа мой, кстати, сам Раков. По фамилии. Первый и единственный Раков, если можно так выразиться.

Мама – она Ракова уже во вторую очередь. Впрочем, именно она и виновата в моей раковости больше всего.

Ведь с тех пор, как она удосужилась выбрать себе нового спутника жизни и расписалась с ним в загсе, мы все вдруг стали Раковыми.

И я – с выдвижной клешнёй под мышкой,– тоже стал Раковым. Почему из всех Раковых эта дрянь растёт из подмышек у меня одного – не спрашивайте.

Даже думать об этом не хочу.

До четырёх лет, я вообще не предполагал, что это какая-то аномалия.

Всё началось после той самой вольной борьбы, о которой я уже рассказал.

Папа обозлился в тот раз страшно. Теперь я для него, на всю жизнь, самый вредный. И способен я, по его мнению, только на гадости.

Я до сих пор не научился сдерживать свои эмоции, постоянно на всех обижаюсь. А обидевшись, ору от обиды будто дебил. Только не думайте, что я такой страшный. Все больше смеются, чем боятся меня по-настоящему.

И это обиднее всего.

Думаете, я не пробовал заставлять людей бояться? Пробовал. Это всегда вызывает одну и ту же реакцию – показное сочувствие. Потом все быстро собираются и уходят. Пусть даже и просто в угол уходят, но так, чтобы я не смог до них, при случае, дотянуться.