Лизе,
моей прекрасной и бесстрашной невесте.
Спасибо, что зарабатываешь на жизнь в нижнем белье, чтобы я мог зарабатывать в своем.
Jonathan French
The True Bastards
* * *
This translation published by arrangement with Crown, an imprint of Random House, a division of Penguin Random House LLC and with Synopsis Literary Agency.
Copyright © 2019 by Jonathan French
© А. Агеев, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2021
– Ньеллос.
– Неллус.
– Да нет же: Ньеллос.
– …Нилус.
– На конце четкое «о». Как «орки». Ньеллос.
– Нилос.
– Уже лучше. Только не «ни», а краткая «н». Ньелос.
– Н-н… н-н-н… н-йелл-ос.
– Не плюйся слогами. «Л» переходит в «о». Ньеллос.
– …
– Давай еще.
– Ньелос.
– Почти правильно. «Л» нужно… подсечь. Там звук внутри звука. Ньеллос.
– Ньеллос.
– «Л» растяни.
– Ньеллос.
– Не забывай подсекать.
– Ньеллос.
– Тяни, а потом секи.
– Ньеллос.
– Забыла растянуть.
– Ньеллос.
– Забыла подсечь.
– ДА ПОШЛО ОНО НА КРИВОЙ СРАНЫЙ СВИНОЙ ХРЕН!
Блажка яростно швырнула осколок булыжника. Тот врезался в своих собратьев, лежавших в тачке, чем нарушил их равновесие. Груз опрокинулся. Мед попытался предотвратить падение, удержав тачку за рукоятки, и инстинктивно потянулся обеими руками. За левую рукоять он схватился, но правая только ударила его по культе, когда тачка накренилась. Блажка заметила, как ее наставник поморщился от боли и неловкости, пока спасался от небольшого обрушения, вызванного ее гневом.
Звуки работы разом смолкли – все взгляды обратились к источнику шума. Блажка рявкнула на ближайших к ним зевак.
– Бекир, Госсе! Сюда, помогите!
Названные сопляки бросились на ее зов, быстро и послушно, как молодые псы.
– Остальные – за работу! И осторожнее, мать вашу!
Рабочие на вершине огромной кучи породы переключили внимание на камни у себя под ногами и опасливо зашуршали лопатами.
Блажка выровняла тачку. Когда Госсе и Бекир затащили на нее выпавший булыжник, Блажка подошла к Меду и протяжно вздохнула.
– Мне жаль.
– Все нормально, вождь, – ответил он, не глядя ей в глаза. Он старался не показывать культю, баюкая ее здоровой рукой. Он солгал. И она это знала. Как знала и то, что, если бы она на него надавила, ему стало бы еще хуже. Он как-то сказал ей, что единственное, что может быть больнее самой потери руки, – это вспоминать о том, что ее больше нет.
Они стояли молча, изнывая от жары. Утро было туманным, зной еще не начался. Потели они не от того, что светило в небе над головой, а от того, что курилось в камнях под ногами. Руины павшего Горнила до сих пор тлели. С разрушения великой крепости прошло больше года, но опрокинутые камни все еще извергали в небо черный дым.
Ублюдки пытались собрать годные камни бывшего дома и в первые недели после его разрушения, но обгоревшие обломки были такими горячими, что ими можно было обжечься. И лишь когда минуло несколько месяцев, верхний слой остыл. Тем не менее собирать камни оставалось опасным занятием. Поселенцы и сопляки, определенные в рабочую бригаду на этот день, ковыляли по изломанной поверхности кургана, перебирали камни и медленно грузили тачки, которые ждали их у подножия груды обломков. Эти тачки затем увозили и выгружали на большие веревочные сети, которые тащила в Отрадную упряжка свинов.