Действующие лица:
ГОГОЛЬ/ДЬЯВОЛ/ЦЫГАНКА
УТОНУВШАЯ ДЕВСТВЕННИЦА
НОС
Декорация:
Комната ГОГОЛЯ. Кровать. Ночной горшок. Несколько деревянных стульев. Круглый деревянный стол. Чулан. Камин, к котором время от времени вспыхивает угасающий огонь. Оконная рама без стекла. Сундук. Позже лестница-стремянка.
(Ночь. В темноте ухают совы. Свет падает на ГОГОЛЯ. Он в своей темной спальне, мужчина за сорок, который выглядит гораздо старше, растрепанные волосы, дикие глаза, длинный нос, исхудалый, в шинели).
ГОГОЛЬ. Льет дождь. Почему в этом месте всегда льет дождь. И почему совы постоянно подсматривают за мной в окна? Проводить жизнь, обучая истории и географии дочерей богатых толстяков в школе-пансионе, который провонял жареными рыбьими головами и тушеной капустой, и целыми днями отводить взгляд от их сосков, этого не выдержит ни один мужчина. Подвешенный между памятью и надеждой, туман поднимается над сточной водой, вонючем супом, в котором плавают выкидыши и жабы, носы и труп моего маленького брата Ивана, хикори, дикори, док, как в детской книжке с иллюстрациями Иеронима Босха. Стремись к бесстрастию, говорила она, но помни об аде.
Не собираюсь отрицать, друзья мои, что у меня длинный нос, или что моя шея покрыта отвратительными вонючими язвами, или что гной постоянно течет у меня из ушей, как дерьмо из двух фонтанов. Опять же, пахнет от меня, как от дикого зверя. Я знаю. Но унижение – главная составляющая божьего наслаждения. Мое наслаждение, если я могу позволить себе сказать, что наслаждение мне не чуждо, теперь, по большей части, ограничено мыслями о мертвых женщинах. В моих снах я участвую в деликатных, уважительных актах некрофилии. И я признаю это, полностью отдавая себе отчет, что моя аудитория состоит практически целиком из игривых коров. Сейчас я занят тем, что скупаю экземпляры моих стихотворений, чтобы сжечь их. Пока это мой самый существенный вклад в историю русской литературы, если не считать того раза, когда я помочился на могилу Пушкина, чтобы полить цветы.
Моя мать уверена, что я подхватил венерическую болезнь в Германии. Так работает у нее голова. Мозги у нее, как у чучела белки. Но венерическая болезнь – великая литературная традиция в матушке России. У Пушкина был триппер. У Толстого был триппер. У меня… я постоянно пускаю газы. Отсюда и шинель. Грустная правда в том, что о девушках-подростках куда интереснее думать, чем иметь с ними дело. И то же самое можно сказать о Германии. Я смотрю на обнаженных моющихся и кричу. Я наставляю на них свой длинный нос. Я искал разгадку во всех мифологиях, но сострадание требует слишком большого снисхождения, а я – человек на луне. (Открывает сундук у изножья кровати, достает две наручные куклы, надевает на каждую руку. На правую – ЦЫГАНКУ, на левую – ДЬЯВОЛА). С другой стороны, кукольные представления здесь, в аду, очень популярны.
(Говорит за них, грубым голосом – за ДЬЯВОЛА, фальцетом – за ЦЫГАНКУ).
ДЬЯВОЛ. Подойди сюда, маленькая девочка.
ЦЫГАНКА. О, нет, нет, господин. Я не могу подойти к вам. Я – добропорядочная цыганка.
ДЬЯВОЛ. Подойди сюда и позволь показать тебе мой глокеншпиль.
ЦЫГАНКА. Только, пожалуйста, не обижайтесь, господин, но не думаю, что хочется мне увидеть ваш глокеншпиль.