Лампа мигнула, и свет, испускаемый сквозь закопченное стекло, задрожал, приплясывая на потрепанных страницах. Заложив в книгу закладку, я прикрутил фитиль, впустив в комнату покров ночи.
Сон бежал от меня, напуганный прокручиваемыми из дневника событиями. Ночные звуки тревожили не меньше, и я долго размышлял, прикидывал, взвешивал, ворочаясь с боку на бок. Догадка за догадкой проскальзывали и холодной рыбешкой плюхались на разгоряченную грудь. С трудом подавив желание зажечь лампу, я отвернулся к стенке и постарался отключиться от шорохов и звуков.
Наутро я продолжил разбирать записи отца Варсонофия. Дневник он подарил мне сам, видимо, в знак особого доверия. А может просто хотел забыть о случившемся. Его, как знатока западной иконы, направили спустя неделю после моего приезда, ввиду «особых случаев». Ох уж эти «особые случаи»…
Про них мне с таинственным видом было поведано непосредственно перед поездкой в деревушку, где и находился объект реставрации. Пришлось долго и терпеливо выслушивать митрополита, опуская мистические подробности, которыми была окутана история создания церквушки. И все это из-за моего предпочтения работать в одиночку. В конце концов я махнул рукой, и согласился.
И вот уже несколько дней мы работаем вместе, ремонтируя полуразвалившийся иконостас. Для начала предложил ему грязную работу – отмывать старые иконы от копоти. Часть из них я нашел в церковном погребе в довольно в плачевном состоянии. К моему удивлению он закатал рукава и с завидным усердием принялся вытаскивать их из темного подвала. Я невольно улыбнулся подобному рвению. Знал бы я к чему оно приведет…
И вот теперь, спустя некоторое время я вновь перечитываю его дневник. И несмотря на всю мрачность событий, произошедших с нами, отчего-то на душе становится тепло, когда я листаю пожелтевшие страницы.
Дневник отца Варсонофия
3 мая **** года.
Спешу в обитель Господню, брошенную людьми на растерзание времени. Дорога трудна, и тянется долго. Видать от слабости и малотерпения моего.
Ехали через лес. По обе стороны грунтовой дороги тянулась стена деревьев, пока неожиданно не выехали на пригорок, откуда открылся вид на поля, с редко разбросанными домиками. Местность оказалась холмистой, с густыми вербами в низинах, средь которых вились многочисленные ручьи. То тут, то там блестели небольшие озера, обрамленные молодым камышом.
– Знатные места, – невольно вырвалось у меня.
Водитель не разделил этой радости и, нахмурив брови, прибавил скорости.
Когда мы спустились к отбегающей в сторону полевой тропинке, шофер остановился и сообщил, что далее я пойду сам:
– По дорожке до креста дойдете, а там, через поля вдоль оврага идите. Церкву здалеку видать. Бувайте, батюшка.
Тропка действительно довела до креста. Я остановился и вознес молитву Спасителю. Перекрестясь хотел продолжить путь свой, как услышал, что меня окликнули. Обернувшись никого, однако, не увидел. Только большой ворон сидел на верхушке креста и глазел в мою сторону. Едва я начал молитву, очищающую от бесовских видений, птица истошно закаркала и грузно поднялась в воздух. Не иначе испытаниям подвергает меня враг человеческий.»