Подле одной деревни объявилась напасть – стал пропадать скот. Поначалу подумали, что это дело рук цыган, но по первым морозам пропала жена председателя. Её пустые возки нашли подле самого леса, а рядом с ними на свежевыпавшем снегу отчётливо виднелись звериные следы.
До приезда следователя сильно озадаченные колхозники принялись выстраивать версии происшедшего:
– Ето что за такая большуша собака тута пробежала? Верно, размером с телка.
– Сама ты собака! Это ж волчьи следы.
– Ой-ой, охотник нашёлся. Ты, Ефим Трофимыч, когда в последний раз ружо-то своё со стенки сымал?
Ефим Трофимович, отставной лесник местного леспромхоза, на подначку не обиделся.
– Ты, дурында, языком чеши поменьше – зубы сотрутся. Я хоть и здоровьем обделён, но навык не потерял. Волк это! Да такой, что отрадясь не видывал.
Колхозники долго судачили, но поверить бывшему охотнику никто не решился, так как в окрестностях из-за бурной деятельности леспромхоза не то что волка, зайцев и тех давно не видели.
По району поползли слухи – один жутчей другого. И хоть председательская жена потом обнаружилась в объятиях заезжего кавказца, страсти разгорелись нешуточные и этим конфузом не закруглились.
Последней каплей терпения стала пропажа всего куриного выводка у Заслуженной Пенсионерки Республики, в прошлом доярки-ударницы, Марии Поликарповны Ананьевой. Обездоленная пенсионерка, выйдя по утру на своё подворье, обнаружила следы чудовищной расправы над своими пеструшками в виде пятен крови на снегу и сиротливо витающих по ветру пёрышек.
Колхозники немедля собрались на сход. Слово, понятное дело, начал держать председатель. Говорил он долго и убедительно, призывая односельчан “разом покончить с обрушившейся на их трудовые головы бедой”. Благо, что лес близко, а у каждого в хозяйстве топоры да вилы ещё не перевелись.
Но односельчане на призыв не откликнулись, явно ожидая поддержки из района. Правда, каждый понимал, что в столь трудное для страны время “району не до них”. Это и подтвердил Валька Федотов, недавно вернувшийся из мест заключения.
– Аха, ждитя, ждитя. Щас районные пузыри ОМОН пришлют или всё охотничье хозяйство в придачу. Больно им много дел, как из-за ваших курей по морозу в лес таскаться.
Ефим Трофимович, не любивший Вальку, потому что он был Федотов, а значит, как все Федотовы, гулёна и лентяй, сейчас с ним согласился.
– Эка придумали. Да хто ж на волка с вилами ходит?! Ево, серого, как увидете меж деревьев, так и удерёте – душа в пятках. Ну кто из вас, бабоньки, кишкой не тонковат?
Над сходом повисла гнетущая тишина, которую прервала председательская свояченица Любка Старовойтина.
– А чё ты нас волком пужашь, а, Ефим Трофимыч? Ты сам лесник в прошлом, вот и организуй наших мужичков. Нешто нам, бабам, ещё и по сугробам прикажешь таскаться? Вон возьми тово же Вальку Федотова, ему всё одно на свободе недолго ходить, опять кого-нибудь задерёт по пьяне. Пущай хоть како полезно дело сделат.
Валька, с напускным достоинством лузгавший семечки, демократично промолчал. А Ефим Трофимович, вспомнив следы от громадных волчьих лап, вяло отрядил:
– Тут неча с кондачка решать. С моею пукалкой такого зверя не завалишь. Ежели волк на людей вышел, знать, лихо в лесу с живностью и он ныне лют до всякой добычи.