Лоле нравилось быть женщиной. Она презирала мужские радости в виде футбола и пива, с брезгливостью относилась к мужскому пи́санью мимо унитаза, с недоумением смотрела, как мужчины могут часами лежать на диване и смотреть телевизор. Ей нравилось хлопотать по дому, особенно на кухне, носить юбки и платья, встречаться с подружками на кофе и ходить в театр.
Но Лола не чувствовала себя стопроцентной женщиной. Она не любила косметику, маникюр, украшения, и наряжаться. Ей нравились ухоженные, элегантно или модно одетые женщины, но она смотрела на них с восхищением и без зависти, просто любуясь, как любуются павлинами или лебедями. Её жизнь совсем не омрачало отсутствие причёски, макияжа и туфель на высоком каблуке – всё это она с лёгкостью и удовольствием предоставляла другим, предпочитая комфорт и независимость.
Однако, была у Лолы тайная грусть – будучи женщиной по сути, она была не совсем женщиной по форме. Женственная грудь почти полностью отсутствовала. Она не была нужна Лоле для соблазнения мужчин глубоким декольте или крошечным бикини – эта сторона вопроса её совсем не интересовала, но любой женщине нужна грудь – чтобы хорошо сидела одежда, чтобы не приходилось скрывать её отсутствие толстыми жаркими лифчиками, чтобы, наконец, чувствовать себя уверенно. Ну и, конечно, стоит отдельно упомянуть биологическую функцию груди – для выкармливания потомства. И это самое потомство, вернее его отсутствие было ещё одной тайной болью Лолы, ещё одним комплексом неполноценности.
Когда, после нескольких лет попыток забеременнеть, врачи сказали ей, что она не может иметь детей, это было последней каплей, разрушившей хрупкий мир мечтаний о семье и женском счастье материнства. Сдерживая слёзы и глотая обиду, она поздравляла своих подруг с их беременностями, покупала игрушки и сладости их детям, корила себя, предлагала мужу развод, но время шло, муж не уходил, наступила менопауза, жизнь состояла из сплошных переездов-перелётов в поисках счастья, и Лола приняла то, что нельзя было изменить. Иногда она даже радовалась тому, что у неё нет детей, что ей не приходится переживать об их здоровье и счастье, что она свободна как птица, как чайка, лететь куда и когда ей угодно. Но глубоко-глубоко, в тайниках своей души она понимала, что никакие сокровища мира не заменят улыбку младенца.
Вера всегда была всеядной девочкой. Родителям с ней жутко повезло – никаких хлопот: что давали, то и ела – мясо, рыбу, овощи, фрукты, булочки, пирожки, борщи и каши. Золото, а не ребёнок. Причём ела и не толстела – хорошая генетика от мамы с папой.