Читать Замурованная. 24 года в аду

По иронии судьбы, эту книгу я пишу в подвале… но это отнюдь не подвал дома семьи Фрицля. Двадцать лет назад, когда я вселился сюда, хозяин рассказал мне, что в свое время этот переоборудованный подвал в Блумсбери, в самом центре Лондона, неподалеку от Британского музея, служил мастерской фотографу Дэвиду Бэйли. Я никогда специально не выяснял, были ли правдой его слова, но, поскольку я неплохо знаком с работами Бэйли, мне приятно жить с осознанием того, что некогда здесь сновали туда-сюда, нередко даже и неглиже, бесчисленные красавицы-модели. Хозяин этого уголка сказал мне, что выкупил подвал и выстроил в нем пять квартир. В моей, я только что измерил ее, – сорок три квадратных метра. Подвал, в котором жила Элизабет Фрицль со своей семьей, был приблизительно метров тридцать пять. А вот высота потолка там была, мягко говоря, угнетающая: метр семьдесят, тогда как у меня – без малого два с половиной метра.

Мои апартаменты расположены ниже уровня мостовой. Но тротуар от самого дома отделяет широкая полоса, и в окно проникает свет – а в самые первые дни лета, когда я и пишу эту книгу, солнце так и льется в мою комнату. Когда владелец начал делать ремонт, строительный комитет посоветовал ему откопать и дальнюю сторону подвала, чтобы впустить еще больше света, и теперь у меня есть даже небольшое патио и насыпь, кое-как засаженная зеленью. Я отрываюсь от работы и оглядываю этот маленький городской садик через высокие французские окна. Они впускают столько света, что иногда, когда солнце особенно ярко, мне приходится даже задергивать шторы, чтобы видеть монитор компьютера. Вряд ли Элизабет Фрицль могла и мечтать о таком. А иногда я просто выношу в сад летнюю мебель, раскрываю над головой зонт и работаю во дворе.

И хотя площади наших с Элизабет подвалов сопоставимы после многих лет изнурительных копательных работ, я делю это пространство только с одним человеком – с моим сыном. Ему теперь двадцать четыре года – он родился всего два месяца спустя после того, как восемнадцатилетняя Элизабет покинула мир света и красок. Нас только двое, и мы все равно нередко действуем друг другу на нервы. И это несмотря на то, что наши спальни и ванная комната запираются на замок, и мы можем время от времени остаться наедине с собой, отгородиться от всего, когда кто-то из нас устал или раздражен.

Обычно подвальные помещения так или иначе страдают от сырости и плесени, но трудно вообразить себе более светлое и просторное место, чем мое жилище. Я могу приходить и уходить, когда вздумается, открывать дверь своим ключом. Приглашать друзей, родственников, подруг. Но, даже несмотря на все это, после целого дня напряженной работы, бывает, совсем нет сил больше находиться в этих стенах. Вечером мне просто необходимо поужинать в ресторане за углом, сходить в бассейн или в сауну при отеле в конце улицы или в паб на площади, чтобы сменить обстановку, пообщаться с другими людьми. Если меня оставить взаперти хотя бы на несколько дней, лишить всякого контакта с внешним миром – я просто свихнусь.

Вот поэтому мне было непросто почувствовать себя на месте Элизабет. Нельзя и придумать более непохожих жизней. Ее изверг-отец украл у нее почти всю жизнь, от восемнадцати до сорока двух лет – те годы, которые все называют лучшими в своей жизни. В эти годы люди ищут приключений, романов, не отказывают себе в роскоши творить безрассудства «по молодости». И это, как бы они ни краснели, став взрослыми, они не променяли бы ни на что на свете.