– Ну что ты, милая Элли, плачешь? Нужно хорошо есть и нужно прилежно спать, – подносит мать ложку к плачущему ребёнку. Мать лениво отводит взгляд и утыкается в окно, из которого льётся солнечный свет. Её взгляд цепляется за то, что находится за окном. – Милая Элли, – вздыхает мать, отворачиваясь от улицы, и натягивает дружелюбную улыбку, – помни, – заталкивает ложку в рот дитя, – лишь я тебя не отравлю. Лишь я тебя накормлю.
С улице доносятся звуки. Других детей. И их родителей.
– Этот мир поразительно сложен, дитя, – встаёт мать из-за стула и берёт накормленного и уже счастливого ребёнка. – Он полон опасностей и лжи, но лишь я, твоя верная мама, спасу тебя от них. Так протяни же мне руки, дитя! Так улыбнись же мне! – поёт женщина старше тридцати лет. – Я одна во всей Вселенной буду любить тебя, – проводит тыльной сторон руки мать и дожидается, пока ребёнок не чмокнет её. Мать заливается смехом. Она кладёт дитя в манеж и идёт к закрытому окну, чтобы повесить новые шторы. – Ты пришла в этот мир во имя меня. Ты проникла сюда по желанию моему. Так живи ради меня, а я защищу тебя. Ты ведь знаешь, Элли, как ужасны люди? – вешает новые шторы мать и изредка поглядывает на ребёнка, что смотрит на то, что делает мать, и держит игрушку. – У них есть клыки и ядовитые сердца, они когтями рвут кожу, а языком лживым шепчут лесть на уши. Лишь я, твоя мама, милая Элли, не имею клыков, лишь моя кожа нежная, мягкая, лишь я могу касаться тебя. Любить тебя, Элли. Никто нам не нужен. В этом страшном мире, – мать спрыгивает с лестнички и обводит просторную квартиру из нескольких комнат, – эти стены – наша защита. Не уходи из-под их надзора, иначе домой не вернёшься. Нам хватит любви на двоих, свою же полностью мне отдай. Не уводи свой взор на другое, – выхватывает мать игрушку и сжимает в своих руках. Глаза дочери наполняются слезами, но мать непреклонна. – Не привязывай к другим сердце своё, для тебя – есть я, для меня существуешь лишь ты.
Идут года. Квартира номер семьдесят пять с каждым годом становилась холодней и темней. В квартире, в которой отсутствовали двери, кроме одной, входной, вся жизнь была на виду. Окна – мерзкие ока драконов ждали, когда невинные души, как Элли, посмотрят в них и свой Ад увлекут. Девочка в ситцевых скромных одеждах на цыпочках ходила по дому, чтобы нижние твари не поднимались и в дверь не бились, не стояла у батарей, чтобы ни нижние, ни верхние существа не могли по голосу выследить их.
Перебирает маленькая Элли на полочках длинным ровные ряды книжек. «Чтение – тихое занятие», – говорила мама и лишь книгу в месяц убеждала читать, чтобы думы не наполнялись бредом из них. Сначала мать весь месяц читала желанную Эллой историю: вырвала мать страницы гнилые, каждую строчку читала, чтобы невинный ум девочки не извратили чудовища, умеющие слова слагать.
– Послушай, детка, милая Элли, что требует твоё строптивое тело? – то ли пела, то ли читала мать, исследуя очередную книгу. – Читать? Картинки в голове смотреть? А ты знала, так чудовища душу похищают? Будет больно-больно, когда ты просыпаешься, а глаз нет. Милая Элли, укрощай своё тело, а меня восхищай. Встань на табуреточку, спой мне песенку лучше, – мать помогает взобраться девочке в платьице на стульчик. – Спой мне, милая девочка, послушная девочка.