Читать Ворожители

Шрифт

Интервал

Имена всех действующих лиц, названия населенных пунктов, объектов культурного наследия, фирм, магазинов и других организаций, которые упоминаются в книге, вымышлены. Сходство героев и эпизодов романа с реальными людьми и событиями является случайным, самопроизвольно возникшим совпадением с гранями многоликой реальности.
Автор благодарен В. Круглову, Т. Корнильевой и В. Гурвич.

Памяти родителей

В бесцветии буден, в рутине дней

Порою бывает час:

Когда всё до краю – смолы черней,

Насколько хватает глаз, —

Вдруг светом живым напоится восход,

В недвижности мир замрёт…

И ты в этот час вступи, втеки,

Навеки в него врасти.

Дороги, сколь ни были б далеки,

Могли лишь сюда вести.

Лишь раз приглашён ты бываешь судьбой

На встречу с самим собой.

А если достанется миг всего —

Держись и за этот миг.

Будь счастлив, коль ты разглядел его,

В безбрежность его проник.

Всей силой держись: чуть ослабишь хват —

Не станет пути назад.

Теперь дела нет до хвалы и хулы:

В глаза им гляди в упор —

И вспыхнет туман полусонной мглы,

Расплавятся скрепы шор,

И сполохом радуга, брызнув, замрёт,

И в звёздах проляжет ход.

Гравировка на латунном чернильном приборе, безвозвратно утерянном в 1920-х годах

Часть 1. Три Сруба

Глава 1

Шок… может явиться основной причиной смерти…
По существу, морфологических признаков, характеризующих шок, нет.
Учебник судебной медицины

– Господи, куда же я теперь со всем этим денусь? Что же за напасть такая?..

Лиловые и жёлтые отсветы на гаснущем небе вычерчивали контуры каждой взметнувшейся кроны. Над этими силуэтами грозно нависал крюк колодезного журавля, а чуть поодаль торчал кверху неизвестного назначения голый столб.

Прямо впереди виднелся потемневший сруб, могучий и приземистый, обнесённый хилой изгородью, да и то не со всех сторон. Занавешенные изнутри окна светились. Из трубы на крыше вился беловатый дым.

Сзади, с боков со всех сторон вздымался роскошный лес, сухой, духовитый, но возвращаться в него не хотелось нипочём.

Нога отчаянно ныла и пульсировала, однако с правым предплечьем дела обстояли куда хуже. Кровь текла из рукава уже открыто, толстая ткань пропиталась ею насквозь, отяжелела и липла. Кость, нужно полагать, была сломана, и хорошо, если наружу не торчали осколки. О том, чтобы шевельнуть пальцами, не приходилось и мечтать. Всё тело сотрясал озноб, губы, вероятно, посинели и слушаться отказывались. Стылый пот тёк со лба, а майка сделалась обжигающе ледяной. Как тут не врезать дуба в этой глухомани, было тайной, но чему ж удивляться? Скорее, поразил бы иной исход: недавно вроде завязалось оно, закрутилось в узел, однако жизнь сумела так споро прыгнуть с ног на голову, что уже и не вспомнишь, можно ли по-другому. И времени прошло чуть, а словно бы вечность…

Словно бы вечность впихнулась в окаянные полнедели. А началось, видно, с того клятого звонка. Нет, раньше, раньше оно началось, звонок, дом с отсыревшими стенами – это потом, а началось раньше. Ничего не предвещало ещё грядущих несуразиц, всё катилось гладко и привычно, и вдруг – на тебе: ни с чего приснился дурацкий сон. Кто бы о нём вспомнил, но события последующих дней свернули настолько вкривь, что волей-неволей пришлось копаться в памяти: где же скосило-то, когда прямая и размеренная жизнь вдруг вильнула набекрень? Тогда-то и всплыл этот сон.