Густые декабрьские сумерки уже окутали озябший Санкт-Петербург. Морозный северный ветер с налета вламывался в подъезды домов и в печные трубы, тормошил не успевшие заледенеть сугробы и, бесцеремонно распахивая полы шуб и шинелей, ловко швырял в лица ёжившихся седоков и прохожих колкие вороха снега.
А в Зимнем дворце царили покой и уют. Го сударь император, императрица и наследник престола изволили пребывать в Большом театре, где давали балет «Дева Дуная». В главной роли блистала царица танцев Мария Тальони, при бывшая из Парижа.
Император Николай, встретивший с восторгом все спектакли, привезённые из французской столицы, старался не пропустить ни одного представления. В антракте балерина была приглашена в царскую ложу, в которой государь и государыня побеседовали с ней. А потом император спустился в зал, проследовал в первый ряд и сел в заранее освобождённое место в первом ряду партера.
Это было явным нарушением установившихся правил, но, когда танцевала Мария Тальони, даже император мог нарушить этикет.
Все остальные члены августейшего семейства – младшие Великие князья и Великие княгини – в тот день оставались во дворце. Их комфорт и благополучие обеспечивали слуги, офицеры и солдаты числом в несколько сотен. Расторопные истопники в ожидании возвращения из театра высочайших особ щедро загрузили печи очередной порцией дров.
Хмурый декабрьский ветер, вившийся у труб в поисках настоящего дела, усилил тягу, и огонь загудел. Жаркие языки пламени взметнулись в дымоход и быстро добрались до отдушника между хорами и деревянным сводом залы Петра Великого – совсем рядом с дощатой перегородкой. Отдушник этот – после недавно завершённой перестройки Фельдмаршальской залы из двухэтажной в одноэтажную – по не досмотру остался не заделанным. Напор горячего воздуха вырвался сквозь зиявшее отверстие, и языки огня принялись с жадностью лизать дерево хоров и свода. Сухие сосновые доски вспыхнули, как солома.
Начальник стоявшего в Фельдмаршальской зале караула, заметив дым, что показался вдруг из-под двери, спросил у старшего дворцового лакея:
– Что это? Неужели горит?
– Ничего страшного, ваше высокоблагородие! – последовал ответ. – Это внизу, в дворцовой аптеке. Третьего дня там труба лопнула – бревно и задымилось. Огонь загасили, дыру замазали, ан замазка-то отвалилась! Глянули, а бревно-то тлеет! От него и дым! Бог даст, ничего не будет! Не сумлевайтесь, ваше высокоблагородие!
Офицер, однако, не успокоился и, вызвав дворцовых пожарных, велел вскрыть пол у порога. Когда приподняли несколько досок, из-под ног взметнулись языки пламени.
Но пожарные заверили, что справиться с загоранием им вполне по силам, и потому-де извещать о происшествии дворцовое начальство нет ника кой надобности. Тем более, что крутой характер министра двора князя Вол конского был всем хорошо известен – князя боялись пуще огня.