⇚ На страницу книги

Читать Другие времена. Антология

Шрифт
Интервал

© Коллектив авторов, 2021

© Т. Ивлева, составление, 2021

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2021

* * *

Мы, хранимые в рамах времён…

В. Маяковский

Михаил Синельников / Москва /



Родился в 1946 г. в Ленинграде, ранние годы провел в Средней Азии. Автор 33 стихотворных сборников, в том числе, однотомника (2004), двухтомника (2006), сборника «Из семи книг» (2013) и книги «Поздняя лирика» (2020). Эссеист, автор многих статей о поэзии, переводчик, главным образом, поэзии Востока. Собственные стихи переведены на многие языки. Составитель ряда антологических сборников и хрестоматий, главный составитель в долгосрочном Национальном проекте «Антология русской поэзии». Академик РАЕН и Петровской академии. Лауреат многих российских и международных премий, среди которых национальная премия Антона Дельвига, Премия Ивана Бунина, Премия Иннокентия Анненского, Премия Арсения и Андрея Тарковского, Государственная премия Таджикистана имени Рудаки и др.


Первые воспоминания

Младенчество. Туманное начало.

Дорога прямо в пекло по сугробам.

Там будущая родина встречала

И обдавала жаром и ознобом.


Туда побег из ленинградской дали,

Где жизнь и смерть, любовь и малярия

Ребенка друг у друга вырывали

И обнимали, как Рахиль и Лия.


И наклонялся врач невозмутимо,

И возникали джинны – как назвать их?

И молчаливо проходили мимо

Семь лихорадок в полыхавших платьях.


Вожатый

Во внешности ничего заслуживающего доверия[1].

Децим Юний Ювенал


Изысканный сын эфира,

Доподлинный Ювенал,

Он джемпером в пятнах жира

Химчистку обременял.


Добытое на Тишинке

В комиссионку нёс

И двигался на поминки —

Под проливень вдовьих слёз.


Живущий по расписанью

Фуршетов из года в год,

Крутой волосатой дланью

Намазывал бутерброд.


Со всеми запанибрата,

Всё думал: «Нажраться где б?»

А «завтрак аристократа» —

Давно зачерствевший хлеб.


Но скучен без этих шуток,

Фантазии и вранья

Истории промежуток,

В котором застрял и я.


Во мраке лилово-сером

Закатных имперских лет

Водил он меня по сферам,

Оставившим в сердце след.

* * *

Луна туземная всходила,

Саманный озарив дувал,

И выступавшие светила

Отец ребёнку называл.


Ещё узнаю в зыбком беге

Дней исчезающих, горя,

Что были ранние ночлеги

Под небом Азии не зря.


Пойму, что жизнь дана вторая

Мирам, кружащимся в огне, —

Ещё светить, дотла сгорая,

Всезрящей силой быть вдвойне.


Что мыслью вспыхнувшей отвечу

Неотвратимому лучу,

Что вещей черноте навстречу

Со дня рождения лечу.

* * *

Всё снова привычная эта напасть,

Всё та же при встрече беседа

И эта безбожная, темная страсть,

Быть может, любовь сердцееда.


Назойливость эта всё вновь и опять!

Давно уж сойтись с ним пора бы!

Свободна! Казалось, ну что ей терять!

Какая-то придурь у бабы…


Но сердце дрожит и противится всё ж.

Как лошадь она, иль овечка,

С угрюмым хозяином, вынувшим нож,

Не хочет пройтись недалечко.

* * *

Что там вспомнить? Сосны, булку с тмином,

Плоский берег, пленной жизни ход…

Величает встречный «господином»,

А дорогу спросишь, так соврёт.


Был как будто существом единым

Этот неуживчивый народ.


И в войну немногословно-грубы.

Их болотный не страшил туман,

И валили чащу лесорубы,

Донимая псковских партизан.


Это же угрюмое сопенье

Непокорства, злости и грызни,

Превращаясь в хоровое пенье,

Бушевало в праздничные дни.


Петр Дамиани

С тем итальянцем, сумасшедшим слывшим,