Родился в 1946 г. в Ленинграде, ранние годы провел в Средней Азии. Автор 33 стихотворных сборников, в том числе, однотомника (2004), двухтомника (2006), сборника «Из семи книг» (2013) и книги «Поздняя лирика» (2020). Эссеист, автор многих статей о поэзии, переводчик, главным образом, поэзии Востока. Собственные стихи переведены на многие языки. Составитель ряда антологических сборников и хрестоматий, главный составитель в долгосрочном Национальном проекте «Антология русской поэзии». Академик РАЕН и Петровской академии. Лауреат многих российских и международных премий, среди которых национальная премия Антона Дельвига, Премия Ивана Бунина, Премия Иннокентия Анненского, Премия Арсения и Андрея Тарковского, Государственная премия Таджикистана имени Рудаки и др.
Первые воспоминания
Младенчество. Туманное начало.
Дорога прямо в пекло по сугробам.
Там будущая родина встречала
И обдавала жаром и ознобом.
Туда побег из ленинградской дали,
Где жизнь и смерть, любовь и малярия
Ребенка друг у друга вырывали
И обнимали, как Рахиль и Лия.
И наклонялся врач невозмутимо,
И возникали джинны – как назвать их?
И молчаливо проходили мимо
Семь лихорадок в полыхавших платьях.
Вожатый
Во внешности ничего заслуживающего доверия[1].
Децим Юний Ювенал
Изысканный сын эфира,
Доподлинный Ювенал,
Он джемпером в пятнах жира
Химчистку обременял.
Добытое на Тишинке
В комиссионку нёс
И двигался на поминки —
Под проливень вдовьих слёз.
Живущий по расписанью
Фуршетов из года в год,
Крутой волосатой дланью
Намазывал бутерброд.
Со всеми запанибрата,
Всё думал: «Нажраться где б?»
А «завтрак аристократа» —
Давно зачерствевший хлеб.
Но скучен без этих шуток,
Фантазии и вранья
Истории промежуток,
В котором застрял и я.
Во мраке лилово-сером
Закатных имперских лет
Водил он меня по сферам,
Оставившим в сердце след.
* * *
Луна туземная всходила,
Саманный озарив дувал,
И выступавшие светила
Отец ребёнку называл.
Ещё узнаю в зыбком беге
Дней исчезающих, горя,
Что были ранние ночлеги
Под небом Азии не зря.
Пойму, что жизнь дана вторая
Мирам, кружащимся в огне, —
Ещё светить, дотла сгорая,
Всезрящей силой быть вдвойне.
Что мыслью вспыхнувшей отвечу
Неотвратимому лучу,
Что вещей черноте навстречу
Со дня рождения лечу.
* * *
Всё снова привычная эта напасть,
Всё та же при встрече беседа
И эта безбожная, темная страсть,
Быть может, любовь сердцееда.
Назойливость эта всё вновь и опять!
Давно уж сойтись с ним пора бы!
Свободна! Казалось, ну что ей терять!
Какая-то придурь у бабы…
Но сердце дрожит и противится всё ж.
Как лошадь она, иль овечка,
С угрюмым хозяином, вынувшим нож,
Не хочет пройтись недалечко.
* * *
Что там вспомнить? Сосны, булку с тмином,
Плоский берег, пленной жизни ход…
Величает встречный «господином»,
А дорогу спросишь, так соврёт.
Был как будто существом единым
Этот неуживчивый народ.
И в войну немногословно-грубы.
Их болотный не страшил туман,
И валили чащу лесорубы,
Донимая псковских партизан.
Это же угрюмое сопенье
Непокорства, злости и грызни,
Превращаясь в хоровое пенье,
Бушевало в праздничные дни.
Петр Дамиани
С тем итальянцем, сумасшедшим слывшим,