⇚ На страницу книги

Читать Живые и мёртвые

Шрифт
Интервал

Действующие лица

Виктор Аморалов – молодой человек, представитель субкультуры поклонников «металлической музыки», главный герой


Акакий Аморалов – прадед Виктора, мертвец


Никодим Заозерский – сельский священник, самоубийца


Пелагея Егоровна – колдунья, предположительно бессмертная


Иван Викторович Громыко – полковник КГБ


Отец Пётр – настоятель Храма


Матвей Иванович Беспалов («Копчёный») – лицо без определённого места жительства (БОМЖ)


Иван Кожемяка – криминальный авторитет, мертвец


Гэндальф – представитель субкультуры поклонников «металлической музыки», мертвец


Владимир Сивоконь – родственник Виктора, мертвец


Петька – солдат срочной службы


Яма – подземный царь, вершина всех вершин


Настя – дочь подземного царя


Дихлофос – собутыльник Виктора


Прочие мертвецы и здравствующие без имён и речей

Intro

Посвящается лучшим временам, которых больше нет


«В самый критический момент всемирной истории, в самый апогей компьютерных войн и гей-парадов, эту кашу заварили не «от вольного», а по всем канонам – как деды и отцы учили. Когда городские фраера приезжают к нам в клуб на танцы – мы всегда даём достойный бой, стоим насмерть. Молодость не истлела и теперь, она жива и нам ничего не остается, кроме того, как быть компетентными, рэп-уполномоченными товарищами и греметь на широчайших матерщинно-поэтических поприщах захудалых русских выселок и громадных городов-миллионников.

Наши люди уже сейчас занимают очень высокие посты в русском рэпе и на днях, а может и раньше узурпируют всю вертикаль власти бывшей Страны Советов и всех других стран. Так что, очень скоро милиция будет расформирована, а психбольницы и зоны упразднены…»


Захар Алексеев, Великий русский поэт

Часть 1. Мёртвые

Эпизод 1. Полнолуние

Старый, полузаброшенный деревенский погост. Звёздная майская ночь. Полнолуние.

Посреди покосившихся крестов и, поросших густой лебедой-травой, невысоких бугорков – в чёрной, наискосок стеганой кожаной куртке и замусоленной старой майке Motley Crue1 чудил странный длинноволосый юноша: то сядет-посидит по-турецки, как Будда, то вдруг вскочит и, воздев руки к небу, в голос завопит как полоумный, то, переминаясь с ноги на ногу, что-то забормочет себе под нос и, бог весть знает, что ещё творит.

Но, как паренёк не силился и что бы он не предпринимал – ничего незаурядного вокруг не происходило. Только, разве что, звёзды, часто рассыпанные по небесам, светили аномально ярко, а громадная луна озаряла ночной погост не менее ясно, чем это было бы под силу солнцу самым ярким днём. На полном безветрии, будто в такт какой-то нездешней музыке, щедро отбрасывая на всю округу вычурные тени, качались из стороны в сторону разлапистые ели и сосны, а редкие берёзки, насквозь пропитанные лунным соком, казалось, вот-вот заговорят человеческим голосом.

Покойники с надгробных плит взирали на юношу совершенно равнодушно – будто он ни капли их не удивлял и нисколько не возмущал их спокойствия.

А Витя, тем временем, всё не унимался и не прерывал ворожбы: вот он уже исступленно, как бесноватый трясся, сбивчиво, но выразительно выкрикивая заклятия: «Именем Сатаны! Приди, явись, покорись! Мёртвые, восстаньте!» – а в его голове звенели забойные риффы Black Sabbath.2

Но тут за спиной донесся леденящий душу протяжный усталый вздох и на плечо легла чья-то тяжелая и холодная пятерня. Всё тело в раз покрылось колючими мурашками, волосы на голове и жопе наэлектризовались и встали дыборем, волю и разум сковал парализующий страх – нельзя было пошевелить ни ногой, ни головой, ни другими-какими членами. Глаза растопырились настежь – хотелось зажмуриться, но сделать этого было никак нельзя. Впору было кричать: «Караул!»