Читать В моём имени есть только «до»
«13.09.
Сегодня это случилось снова. Я пришел с учебы и насмешки одногруппников звучали в голове не переставая. Тогда я опять услышал ее. Мамин голос был таким же теплым и нежным, он говорил: «Все хорошо, сынок, все будет хорошо…». Совсем как когда мне было четыре, и я слышал это в последний раз. Я снова начал представлять, как она выглядит. Эти мысли увлекли меня настолько, что я в очередной раз забыл сделать все, о чем меня просила Патриша. Мысли о цвете маминых волос, глаз и форме носа были прерваны хлопком двери и голосом, который я ненавидел столько, сколько себя помню.
–Эй, Доминик, не хочешь забрать у меня сумки?
Я молча подошел к жене отца, забрал пакеты и понес их на кухню.
–Черт возьми, Доминик! Я же попросила убраться! Ты пришел с учебы два часа назад, почему тут все еще так грязно? Неужели, в очередной раз, ты так долго думал о своей больной мамочке, что забыл сделать то, о чем я попросила тебя утром?! —Ее злобный визг резал по ушам. Даже не так. Он просто отрубал их топором.
Ненависть с новой силой вспыхнула в моей груди, заставляя пакет с продуктами сжаться в кулаке с противным шуршанием.
–Заткнись, Патриша. —Скорее прошипел, чем сказал я. «Пожалуйста. Замолчи, иначе я не смогу больше сдерживаться.»
–Я расскажу отцу.
Отец…
Это слово отдавалось в моем черепе тупой болью, принося с собой два противоположных чувства – горькую обиду, граничащую с ненавистью, и трепетное тепло, граничащее с любовью. Я любил его, по-своему, странно, пусть он и прикладывал ко мне руки порой. Но, тем не менее, он был единственным моим настоящим родителем. Был единственным, что у меня сохранилось с детства. А он? Он любит меня. Я знаю, что любит. Но слабость его характера не позволяет сделать свою новую жену недовольной, поэтому, каждый раз, когда я говорю что-то не то, мне достается. Не потому, что я сказал что-то плохое или оскорбил отца, нет. Просто потому, что сказанное не понравилось Патрише. Я ненавижу его за это. Ненавижу, но пощечины и грубая сила – единственное, что возвращает меня к нормальности. Это то, что не дает моей странной темноте выползти наружу. Это приводит в себя. Еще с детства боль стала для меня спасательным якорем. Она делала меня нормальным. Я привык к ней, как собаки привыкают давать лапу в обмен на угощение. Поэтому мой отец – это ключ к тому, чтобы сдерживать внутри все то, чего я боюсь. Как бы сильно ни горела во мне обида, я испытывал к нему какую-то странную, животную благодарность. Я чувствовал, что это были явно нездоровые отношения, но ничего не мог с этим поделать.
– Ну и что ты встал с этим пакетом? Господи, Доминик, от тебя никакой помощи, иди отсюда, я сама все сделаю!
С удовольствием. Сказать, что я ненавидел ее – ничего не сказать. Я не виню отца за то, что он хочет жить с другой женщиной, не виню Патришу за то, что этой самой женщиной оказалась она. Но это не мешает мне ее ненавидеть. Ее отношение ко мне всегда было таким, как будто это не она внезапно появилась в нашей семье, а я. Она даже не пыталась скрывать свое презрение ко мне. Да я и не скрываю своей ненависти. Мы привыкли жить друг с другом на протяжении стольких лет. Не смотреть друг на друга, не говорить, вообще никак не взаимодействовать. Но когда она решает, что может контролировать, или принимать хоть малейшее участие в моей жизни, на правах «матери», вот тогда…тогда я прикладываю все свои силы, чтобы сдержать рвущийся изнутри гнев.