⇚ На страницу книги

Читать Из сердцевины

Шрифт
Интервал

Отцы и дети


Путеводная

Над домом мерцает твоя звезда

И ночью, и ясным днём.

Знать не желает: через года

Мы все на нее уйдём.


Её не видать другим таким

Лишённым себя и сна,

Но знаю, что если мы всё же спим,

То нас стережёт она.


Когда мне тоскливо, то я письмо

Дрожащей рукой пишу,

Надеясь, что сможет само оно

Найти до небес маршрут.


Теряю письмо я из раза в раз

И почерк не разберу,

Уж вижу твой прищур пытливых глаз

Над чёрным созвездием букв.


Не виделись мы уже восемь лет,

А кажется будто бы год.

Всё врут, что тебя с нами больше нет:

Я чувствую наоборот.


Не бойся, мне память дороже, чем вещь,

Её не разъесть годам.

Лицо и твой голос легко беречь.

Я времени их не предам.


А камень пускай заметут снега,

Бездушный, не нужен он.

Ведь знаю: не гаснет твоя звезда

И мой охраняет сон.


Биография в две минуты

Мне только три, сладкого почти не дают,

Гонят мыть руки, – а я сама до раковины не достаю,

Учат определять время на больших часах

Мультики – ещё с помехами – увлечённо, во все глаза.


Каждые выходные у бабушки булочки поедаю в семейной компании:

Такой ещё возраст, что мне пока не нужно волноваться за талию.

Если бы кто сказал, какая о ней будет печаль,

Я бы реже тогда сахар клала в заваренный в термосе чай.


Ребята на улице, шум и визги в окно разносятся,

А меня не пускают – слишком маленькая, ведь на улице – взрослые.

Кто-то с родителями в кино уже занимает впервые очередь,

А мама, кажется, с отцом ругается… Или это с отчимом.


Она постоянно занята, постоянно работа,

Но успевает ко мне проявлять такую заботу:

Спасибо, мама, я теперь ненавижу супы и манку с комочками,

Но ты можешь гордиться – я пока что послушная дочка.


Вроде в начальной школе уже, все ещё интересно,

Конфеты теперь и сама могу стащить, знать бы место.

Время определять очень точно умею на больших часах –

Вот дождаться бы только конца урока и домой назад.


Пока бабушка печёт булочки, теперь помогаю ей,

Мама заставляет лечить простуду и посещать врачей,

Хотя вроде не болею ничем, чувствую себя как обычно…

Знаю, ей просто хочется отдохнуть, посидеть со мной на больничном.


Дедушка любит, играет в шахматы и пока ещё поднимает.

Доверяюсь ему больше всех: уж он меня понимает.

Учит сложным штукам, например, – разбираться в физике.

Так и не узнает, что внучка будет филолог и станет учить языки.


Школа к концу подходит, друзей не особо много.

Обидно, что характер такой скверный имела всю дорогу.

С мамой ругань, самостоятельность, запретов не выношу.

Бабушка терпит, не сердится, объясняет ей трудный возраст как малышу.


На больничный теперь сама. Так не хочется в школу…

У одноклассников порой бывают слишком жестокие закидоны.

Первые сигареты – неправильная социализация.

И нагоняи от дедушки, который мне заменил отца.


Выпускной, без бантов, мама плачет, да и я украдкой –

Мне семнадцать, и радости детства теперь за рамками.

За учебу медаль, чтобы мама могла знакомым хвастаться:

«Дочка умница у меня, – и обязательно добавит, – красавица».


Первый курс, филология, потому что учить физике больше некому

(когда дедушка умер, была пурга, никогда не видела столько снега,

пережили, оправились, горевать нельзя было долго:

мама с бабушкой бы быстро расклеились, так что я стала строгой).


Потом любовь, неудачная, как обычно бывает впервые

Чувства глупые – через две пары очков розовых: