Самая короткая ночь в году. Самая белая.
Как в этот раз повезло с погодой! Из открытого окна веяло тёплой влажной свежестью, какая бывает после грибного дождя в погожий день. Окно моё выходило на двор бывшей психушки, в которой закончил свои годы Германн. Сегодня ты, а завтра я!
Я разговаривал по телефону с мамой, и она как опытный астролог сказала мне напоследок:
– Сегодня особенная ночь. Ты знаешь?
– Знаю, мам. Солнцестояние. Я астрономию сдавал.
– Ну вот. Проведи её с пользой.
Астрологии я уже давно не верил. Но маме не верить нельзя.
В полночь я накинул лёгкую куртку и вышел на улицу. Паб «Диккенс», как всегда, пытался заманить меня к себе сквозь светлые окна, но я даже не заглянул в них. Побрёл куда глаза глядят. Это я себя так обманывал. Сердце моё прекрасно знало, куда оно меня тащит на ночь глядя. Фонтанка, Росси, Малая Садовая, потом мимо Михайловского замка и на Троицкий мост. Успел – пока не развели. Дальше вроде не должны ничего разводить. Прямой путь на пересечение улиц Омской и Матроса Железняка к дому зеленоглазой феи с «Чёрной речки». Омск и матрос. Даже мой друг – атеист и скептик – в этом случае развёл руками и сказал, что таких совпадений просто не бывает. Это уж точно судьба.
По пути я купил розу, хотел положить под дворник её автомобиля – отчаянный жалкий жест наивного романтика. Но машины рядом с домом не оказалось. Видно, ночь она проводила у кого-то в гостях. Быть может, в чужой спальне. В груди потяжелело. Огромная многоэтажка презрительно смотрела на меня, как бы спрашивая: «Что, не знаешь даже, где её окна? Ну и чё тогда припёрся? Молчать и ждать? Тьфу… сопляк!» Подгоняемый презрительным взглядом бездушного человейника, который, казалось, даже руки сложил на груди, чтоб выглядеть более сурово, я понёс свою неприкаянную розу куда подальше отсюда. Столь холодный приём, тем не менее, не смог сбить меня с толку. Думаешь, человейник, я не знаю, что у тебя в каждом горящем окне – живая драма? Никакой ты всё-таки не бездушный.
Я пошёл вдоль железнодорожных путей по улице, названной в честь друга караульных и врага русской демократии. Хотя какой он враг, господи? Так, вдохновенный юнец, не успевший толком пожить. Интересно, каким он был, этот Железняк: умным или дураком, любил он или только смеялся над любовью?.. Ничего от него не осталось. Одна только фраза: «Караул устал…»
Это же «Чёрная речка», а где-то здесь ведь должен быть… Да! Точно! Вон он торчит! Обелиск. Место дуэли Пушкина. Пойду отнесу розу Александру Сергеевичу. «Наше всё» как-никак.
Я подошёл к обелиску. Положил к основанию розу. Отступил поодаль и стою смотрю. Что я тут делаю? Что пытаюсь почувствовать? «Я вас любил, любовь ещё, быть может…» Тьфу, блин. И зачем в Морской академии на вступительной медкомиссии заставляли читать стихи во время осмотра у хирурга? Стресс-тест такой, что ли? И почему я тогда именно этот стих вспомнил? Хотел же Некрасова прочитать: «В зимние сумерки нянины сказки…» С шести лет его везде читал. А тут вдруг: «Я вас любил…» С другой стороны, Пушкин действительно лучше подходит на случай, когда стоишь без штанов и у тебя кто-то в паху шурудит.