Пролог. – Парижанин Фрикэ и его друг Пьер де Галь. – Монте-Карло на крайнем Востоке. – Выставка сокровищ. – Макао. – Игроки всех цветов, одинаково обкрадываемые. – Шестидесятилетний шулер. – Торговцы людьми. – То, что называется «Баракон». – Корабль «Лао-Дзы». – Ложный путь. – Французы в западне.
– Итак, вы отказываетесь уплатить долг?
– Нет, синьор, нет. Примите мои извинения. Я не отказываюсь, я только не при деньгах сегодня. Но вы знаете, что здесь, как и на вашей славной родине, карточный долг – священный долг.
– Гм… Священный долг. Смотря с кем имеешь дело.
– Я вам даю слово Бартоломео ди Монте… Никто здесь не сомневается в слове Бартоломео ди Монте.
– В слове торговца людьми.
– Ваша милость хочет сказать – агента эмиграции.
– Моя милость хочет сказать то, что говорит. А если мои слова вас оскорбляют, это не мое дело. Я окончательно потерял терпение за две недели пребывания в вашем вертепе.
– Однако, синьор…
– Молчать, черт возьми! Вы плут и больше ничего. Я прекрасно видел, как вы передали кучку пиастров вашему сообщнику, поспешившему дать тягу.
– Как плут? Вы сказали, что я плут?!
– Да, плут. Выигрыш меня не волнует. Я не игрок, но не желаю, чтобы какая-нибудь шоколадная кукла надувала меня и смеялась надо мной.
– Я охотно простил бы, принимая во внимание вашу молодость, определение, брошенное на ветер, но последние слова, в которых я вижу оскорбление моей национальной гордости, заставляют меня требовать удовлетворения. Завтра, синьор, на рассвете, вы узнаете, что такое гнев Бартоломео ди Монте…
Смех первого собеседника перебил эту речь, произнесенную на французско-испанско-португальском языке.
– Да, но если я соглашусь на эту дуэль, то явлюсь не иначе, как с толстой бамбуковой палкой. Ах, какая у вас грозная шпага! Не этим ли оружием вы думаете рассечь нить моей жизни? Ха-ха-ха!
– Это шпага великого Камоэнса.
– Как, еще одна?.. Ведь мне уже предлагали продать с полдюжины шпаг великого Камоэнса. Впрочем, у нас во Франции у каждого антиквара найдется палка Вольтера.
Этой насмешки знаменитый Бартоломео ди Монте не мог снести: он повернулся и, гремя своей чудовищной саблей, вышел на веранду.
Француз остался один. Это был молодой человек, почти юноша. Его маленькие усики с особенным старанием были закручены кверху. Одет он был в синюю матросскую куртку, ноги его утопали в широчайших фланелевых панталонах, а клеенчатое американское кепи лихо сидело на макушке, придавая французу вид боевого петушка. Открытый ворот рубашки показывал бронзовую от загара и необыкновенно сильную грудь.
Этот молодец, весивший не более полутораста фунтов, должен был быть страшно силен.
Он еще улыбался, вспоминая стычку с желтым Бартоломео, когда тяжелая рука, с размаху опущенная на его плечо, и грубый голос за спиной заставили его вздрогнуть.
– А, это ты, мой старый Пьер?
– Я самый, мой мальчик.
– Каким образом ты отыскал меня здесь?
– Так же просто, как выпиваю свой вечерний грог. Когда ты сошел на берег, я рассудил, что бродить одному в этом гнезде португальских пиратов не совсем удобно, и, чтоб избавить тебя от неприятного абордажа, взял твой курс. Пробродив немного в этих переулках, грязных, как палуба угольного брига, я наконец нашел тебя, моего дорогого Фрикэ, и клянусь тысячью штормов, не оставлю теперь ни на минуту.