Огромные железные ворота женской колонии номер один открылись.
– Широкова, на выход! – скомандовали в спину.
Сделав неуверенный шаг вперед, я остановилась.
– Давай, давай. Не задерживай, – уже мягче добавила надзирательница, сопровождавшая до выхода. – И не возвращайся сюда больше!
– Да уж, – хмыкнула я, и натянула капюшон куртки поглубже на голову.
Ворота, гулко стукнувшись, закрылись за спиной. Свобода.
Оглядевшись, я втянула носом прохладный октябрьский воздух так сильно, насколько хватило легких. Осужденных, конечно, выводили на прогулку регулярно, но воздух за воротами тюрьмы был свежее, слаще и пах по-особенному. Закинув рюкзак с нехитрым скарбом на плечо, я двинулась в сторону дороги. Дойду до автобусной остановки, доберусь до ближайшего города, оттуда и до родного города N можно добраться. Нужно будет найти телефон и позвонить матери, предупредить о приезде.
Сколько слез было пролито ею в зале суда! Каждое заседание мама билась в истерике, умоляла отпустить меня и уверяла всех в моей невиновности. Но когда суд вынес обвинительный приговор, посчитав мою вину полностью доказанной и определив срок наказания в восемь лет лишения свободы, маму словно подменили. Она сидела каменным истуканом, цвет ее лица становился то белый, то серый. Когда на моих руках застегивали наручники, я звала ее, плакала, умоляла присмотреть за Светочкой, но мама даже не поворачивала головы. Лишь когда меня повели к выходу из зала суда, она бросилась ко мне. Вокруг словно свет загорелся. Я, как могла, направилась телом навстречу. Знала, что приставы не позволят обняться, но очень хотелось почувствовать ее тепло хоть на секундочку. Мой порыв мама прервала резко и грубо, влепив пощечину. Я отпрянула назад, удивленно вытаращившись.
– Светочку? – прошипела она, – я-то присмотрю, а ты о ней забудь! Ребенку не нужна мать уголовница!
Окинув меня презрительным взглядом, она развернулась и вышла из зала суда. Я смотрела вслед и не могла поверить, что эта ледяная женщина только пару дней назад яростно бросалась на мою защиту.
– Еще помиритесь, – тихо сказал пристав, взяв меня под локоть, – отойдет, мать все-таки. Пройдемте.
Опустив голову, чтобы не было видно слез, я молча проследовала за ними. Весь путь до машины мы шли в тишине, а когда меня усаживали в автозак, пристав посмотрел на меня и полушепотом произнес:
– Вы все сделали правильно.
Я кивнула.
За время отсидки мать ни разу не приехала и не отвечала на звонки. Лишь однажды, спустя год, мне передали конверт без обратного адреса. Внутри лежала фотография дочери. Света стояла с большим букетом хризантем на фоне вывески «В добрый путь, первоклассник!».
Моя милая, улыбчивая девочка совсем выросла, а мамы нет рядом. В такой важный день я не смогла проводить ее во взрослую жизнь. Утирая слезы, я гладила пальцем фотокарточку и повторяла, как мантру:
– Все будет хорошо. Все наладится. Все обязательно наладится!
Сунув руку во внутренний карман куртки, я вытащила заветное фото. Казалось, вся моя жизнь была полностью посвящена этой фотографии, на ней теплится душа моего ребенка. Единственное, что поддерживало во мне жизнь и давало силы.