Пролог
Три года назад.
Степаныч сидел на берегу, перекатывал во рту зубочистку, поглядывая на ярко-красный поплавок. Сегодня клева не было. За три часа удалось поймать двух мелких рыбешек. Смешно. Ими и кошку не накормишь. Степаныч зевнул.
Недалеко куковала кукушка.
– Сколько лет мне жить осталось? – спросил Степаныч.
Кукушка умолкла.
– Чего замолчала, глупая? Накукуй мне годков сорок.
Послышалось тихое «ку-ку».
– Что, всего год?! Вот стерва!
Из кустов выбежала серая собака. Подбежав к Степанычу, дворняга приветливо замахала хвостом, в надежде получить от рыбака какое-нибудь лакомство.
– Есть хочешь?
Собака затявкала.
– Хочешь, – протянул Степаныч. – По глазам твоим голодным вижу – хочешь.
От протянутой половинки маринованного огурца собака отказалась.
– Тогда извини, другого ничего нет. Мы сами-то не шикуем. Хошь огурец – жуй, а не хошь, проваливай отсюда.
Дворняга пристально посмотрела на Степаныча, прижала уши к голове и ни с того, ни с сего бросилась бежать.
Поплавок задергался, заплясал и пошел вниз. Степаныч поторопился, крупная рыба сорвалась с крючка.
– Не повезло, – произнес высокий голос.
Степаныч обернулся. В трёх метрах от него стоял клоун. Он был облачён в пёстрый костюм с большими круглыми пуговицами-помпонами, длинные красные туфли и рыжий парик. На лице мастерски наложен соответствующий грим – белый лоб, щёки, подбородок. На каждой щеке нарисован оранжевый круг. Кончики красных губ опущены вниз, из подведенных глаз «катились» нарисованные слёзы. Завершал картину желтый нос на верёвочке.
Степаныч невольно поёжился.
– Можно мне посидеть с тобой? – спросил клоун неприятным голосом.
Прищурив глаза, Степаныч пытался разобрать, кто скрывается за клоунскими одеждами – мужчина или женщина.
– Тебе не страшно? – спросил клоун?
– Нет.
– Совсем-совсем?
– Ага.
– А ты знаешь, кто я такой?
– Клоун, – едва шевеля губами, ответил Степаныч.
– Я не просто клоун, – он захихикал, замотал рыжей головой и показал острые зубы. – Я злой клоун!
В одиннадцать утра задушенного Степаныча обнаружили местные подростки. Рыбак лежал на берегу, сжимая в руке удочку.
Два года назад.
Проводив жену до автобусной остановки, Кирилл Сергеевич вернулся на дачный участок. Через час начался ливень. Сидя на веранде за круглым столом Кирилл Сергеевич пил чай. Хорошо, что начался дождь, размышлял Кирилл Сергеевич, отпала необходимость поливать многочисленные грядки.
Дождь закончился в десять вечера. Кирилл Сергеевич взял с полки книгу, поднялся на второй этаж, устроившись в кресле-качалке.
Рядом, свернувшись калачиком, мурчала кошка. В полночь она стала проситься на улицу, сбежала вниз по лестнице, начав точить когти о дверной косяк.
– Сейчас, сейчас, – кричал Кирилл Сергеевич. – Спускаюсь уже. Где ты?
Кошки на веранде не оказалось. И вдруг Кирилл Сергеевич покрылся испариной. Входная дверь была приоткрыта.
– Але оп! – раздался громкий голос.
Кирилл Сергеевич обернулся. Из кухни вышел клоун.
– Что это значит?! Как вы сюда попали?
Клоун показал связку ключей.
– Один из моих ключей подошел, – сказал он и захихикал.
От его голоса Кириллу Сергеевичу сделалось дурно.
– Немедленно покиньте мой дом! Я требую…
– Я злой клоун!
Красный рот застыл в зверином оскале, Кирилл Сергеевич увидел острые зубы.