⇚ На страницу книги

Читать МОЯЛЮБОВЬ

Шрифт
Интервал

© Ксения Юрьевна Семисоха, 2021


ISBN 978-5-0055-1483-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– I —

1.


«Как вы красиво живете!» – я слышу это постоянно.


Ваша правда: у меня совершенно завидная жизнь. Я просыпаюсь каждое утро, глядя в панорамное окно, за которым небольшой зеленый дворик и горы. То седые и строгие, то загадочные в дымке тумана, то подсвеченные нагловатым альпийским солнцем: каждый день разные.


Год назад я любила эти горы гораздо меньше: да что там, я их тогда, кажется, и не замечала вовсе.


Все складывается совершенно чудесно: мы, наконец, живем в одном из самых красивых мест мира, дочь учится в лучшей школе города, сын готовится стать первоклассником и уже свободно говорит по-немецки. У нас большая квартира с огромными окнами и собственным маленьким садом, у нас достаточно денег, хорошая работа, большая семья и любовь.


Жизнь удалась, и мы молодцы.


Как вы красиво живете.


Сегодня соседка сверху написала мне сообщение о том, что не может выспаться в последнее время, потому что с шести утра у нас как-то шумно.

В этот момент я сидела на полу в ванной, зарытая в грязном белье, сортируя его в стирку, и плакала.


Вполне возможно, что год назад я плакала тоже.

Тогда – банально: от страха перед будущим и неизвестностью. Сейчас – от того, каким это будущее оказалось.


Наша соседка – не нудная бабка, которой мешает спать старость и каждый звук через стенку. Она не занимается наговорами: мы действительно очень громкие.


Нас много, и у каждого свои проблемы. Кроме меня и мужа, в квартире живут еще трое детей: подросток Арина, шестилетка Федя и младенец Миша. Миша из них самый тихий и покладистый, и вообще наша отрада и отдушина. Хотя это, полагаю, всего лишь вопрос времени.


Федя врывается спозаранку в комнату к Арине и сдергивает с нее одеяло: она в ответ вопит дурниной. И хлопает громко дверью, запирает ее с таким остервенением, что поворот ключа, скорее всего, действительно слышен соседке.


Это – когда Арине не надо в школу.


Когда же надо – день через день, или два, она считает нужным громко заявить о том, что идти туда она не хочет. Ответом ей – наше молчание: кто-то однажды написал в интернете, что с террористами переговоры вести нельзя. Руководствуемся этим принципом.


Арина – до того самого дня, когда я сидела зарывшись в грязном белье и плакала, – была как собачка, которая лает да не кусается.

Говорит много (плохого) – делает мало (плохого же).


Я ее как такой тявкающей собачки не боялась вовсе, хотя иногда и замирало внутри что-то от ее заявлений. Но «кусаться» не хватало то ли духу, то ли совести, то ли каких-то заводских настроек, диктующих ей, что на самом деле нужно делать.


Не боялась – до того самого дня, когда утром мне написала соседка, а я в это время сидела в куче грязного белья и плакала. Собачка, кажется, подросла, и поняла, что может и кусаться. Или озлобилась, а оттого осмелела настолько, что смогла укусить.

2.


Я, как мне кажется, атеист.


Кажется – потому что я всегда во всем сомневаюсь (так делают думающие люди, а отнюдь не неуверенные).


Кажется, что бога нет. Кажется, что я в него не особенно верю. Кажется, это называется не атеист, а агностик.


Я атеист (или агностик) в самые свои спокойные минуты жизни: когда нет в ней восторгов, и нет в ней также нестерпимой горечи.