«Дача» – самое желанное в детстве слово. Не забыть тех весенних дней, когда под звон веселой капели в доме велись приготовления к отъезду. Чтобы попасть на дачу нужно обогнуть залив. Я всегда называла его «морем» – таким нескончаемым он мне казался. Потом я научилась различать очертания противоположного берега, и залив стал для меня соприкосновением двух миров – долгих гимназических зим и счастливейших, но коротких, летних дней на даче моих родителей в Мерихови.
Той зимой 18-го года, морозной, голодной, наполненной зловещими слухами, во взрослых разговорах я услышала кем-то оброненное слово «дача», и начала прислушиваться. Ночами пробиралась босиком в гостиную, где на столике лежали оставленные папой газеты. В них утверждалось, что грядущий сезон на Финляндском побережье будет самым оживленным. Наконец, родители рассудили, что дача может стать выходом из нашего полуголодного существования. И папа засобирался в дорогу. Складывал в саквояж комплекты белья, лекарства, очечник, пересчитывал пухлыми пальцами банкноты. Мама просила меня ехать с ним. Если бы она только догадывалась, какие надежды я возлагала на эту поездку!
Мы отправились в путь 5 мая, на Светлой неделе. Пронизывающий северный ветер носился по улицам Петрограда, крутил снежными хлопьями, кидал их в лицо. За городом же еще вовсю властвовала зима.
Дорога оказалась трудная. Доехали до Белоострова. Дальше железнодорожного движения не было. Посчастливилось достать подводу, так преодолели четыре версты до Оллила. В Оллила перед нами предстал остов сгоревшего вокзала. Местным поездом добрались до Териок. Вокзал в Териоках всегда был шумным, но такого столпотворения, как в тот день, я еще не видела. Людей было много, усталых, измученных долгим ожиданием. Все они направлялись в Россию.
От Териок до нашей дачи несколько верст пути. Снова повезло достать подводу. Финляндия еще дремала в глубоких снегах. Вековые ели, под тяжелыми снежными шапками, послушно склоняли к земле свои лапы. Извозчик рассказывал дорогой, что зима была голодная, а у вокзала расстреляли много людей. Вот и первые дачи старожил-зимогоров – так мы привыкли называть дачников, не покидавших своих домов даже зимой. У Аглаи Тихоновны и доктора Белинга расчищены дорожки – значит, соседи живы! Меж деревьями, как картина в раме, показалась и башенка нашей дачи.
С трудом отворили калитку, за воротник посыпалась снежная пыль. Долго мучились со старым замком входной двери, он не сразу поддался ключу. Комнаты встретили нас холодом и сыростью. Скрипели под ногами запыленные полы. Воскресали воспоминания.
Наша «детская». Распахиваю дверцы шкафа. На вешалке льняное платье – мама сшила мне на концерт. Залезаю в карман – на месте, конечно, где же ей быть – сухая роза, хранящая тепло его рук.