– Яшка!
Нет ответа.
– Яшка!
Она стояла на пороге. Пора класть засов. Опять ему на крыше спать.
– Я-а-а-шка!!
– Да хорош разоряться, – послышался за спиной голос Якова – Кубы по-домашнему. Яшками кличут в этих краях Иосифов. Но и Иошуа – тоже Яшка. Пишется «Иошуа», говорится «Яшуа» – как «Ярусалим», как «явреи». Галилею, сиречь губернию, выдавало аканье. Завидя паломников из Галилеи, обыкновенно на Пасху, жители Иудина града говорили: «Ясусики п’нааехали с губернии».
– Я-а-а-шка! – Мэрим в последний раз вгляделась во тьму, после чего со знакомым грохотом заложила засов. Дом заперт до рассвета – от грабителей, от бесов. «Слава Богу, что не от змей и скорпионов, как в горах Иудейских», – и она трижды прошептала:
– Благословен Ты, Господи, Боже наш, Царю мира… – дальше она не знала и произносила это троекратно. Она совсем не знала еврейского. Яшка – тот знал, лучше их всех. Поэтому Куба и злился. Взрослый мужчина, а ребенок больше евонова знает. Реб Ёсл говорит, что подзабыл с годами, но ясно, что никогда и не знал, иначе б не забыл.
Она легла, закрыла глаза и стала ждать. Наконец-то! Скребущий звук с наружной стороны скоро сменился шумом и возней на крыше. «Как всегда немытый спать пошел. Ничего, скоро начнутся дожди. Ладно, главное, что он дома».
Облегченно вздохнула, повернулась на другой, счастливый, бок и заснула. Ей снилось, что Яшка маленький еще, а крыша – его кроватка, чуть покатая, чтоб зимой вода стекала. А чтоб Яшка не скатился, по краю загородка, Юдька хочет ее спилить. «Он уже большой, ему не нужно». – «Да ты что! Сам ты большой». Но Юдька смеется:
– пока загородка не грянулась оземь, отчего она проснулась.
Это реб Ёсл отодвинул запор. Он раньше всех встает – она позже всех ложится. Поэтому запирает она, отпирает он. Женское помещение было очень маленьким, Мэрим – единственная женщина в доме.
Уже светло, уже реб Ёсл помолился, он человек богобоязненный. Но больше всех, кажется, он боится своего сына Якова – Кубы, который старше Мэрим. Она родила Яшку в четырнадцать, и ребята кричали хором – и Куба, и Юдька, и Шимик, и другой Яшка – Ёсий, младший из братьев: «Идише мамэ писается самэ, какается тоже, никуда не гоже».
Яшка всегда спал отдельно, сперва с нею, потом в прихожей. Ей казалось, что маленьким он вообще не засыпал – эдакий яхи-встахи. Всё, уже вроде бы тихо – а стоит ей только повернуться: «Мати!»
Она рассказывала ему истории на сон грядущий, которые складывались в одно целое. Сама Мэрим не могла больше отличить быль от выдумки. Звездный песок запорошил глаза. Месяц в игольчатой радуге. По ночной пустыне шли верблюды, груженные царскими дарами, а звездочеты прорицали с башен: «Новый царь родился в Вифлееме…».
– Это не в том, в другом Вифлееме, да мам? В настоящем.
– Да, Яшенька, да, мир зол зайн[1].
Галилейский Вифлеем, что располагался по соседству и в котором, по правде говоря, родился Яшка, – дыра вроде Ноцерета. Но в ее фантазиях он превращался в далекого иудейского тезку, куда они якобы ходили переписываться в царствование Ирода.