Читать Как Григорий Бельский стал Малютой Скуратовым

Измучившись душевно, первый русский царь уже не мог спокойно жить на Москве. Ему всюду мерещились заговоры своевольных бояр. Он метался по комнатам больших царских палат пытаясь отыскать укромный угол. Но всё было тщетно. Царские хоромы словно студёный застенок не согревали его изорванную на клочья душу.

– Крамола, крамола, – в отчаянии обрести покой вскрикивал государь, мотаясь по комнатам.

Но это был самообман. Не боярского произвола боялся царь Иван, а своих непомерных грехов, огромной тяжестью навалившихся на него и сковывающих его тщедушное тельце. Однако признаться в этом себе он не мог. Не смел. Ведь он государь всей русской земли. А кроме того, великий князь Владимирский, Тверской, Рязанский, Суздальский, Нижегородский, царь Казанский, Астраханский и прочая, и прочая. От таких величественных титулов у кого хочешь башку снесёт. Вот и наделал страшных дел первый русский царь. Даже сына своего родного, кровиночку, рождённого единственной любимой женой Анастасией, извёл. Ох много грехов на царе. Но он государь, самодержец, хозяин всей русской земли. Ему можно. Ведь не ровня же он всякому безродному сброду. Холопам и собакам, облизывающим его яловые сапожки. Это даже не людишки, а придорожная пыль. Бояре и то не чета царю. Им нельзя. Ни чего нельзя. Я царю всё можно. Только вот душа не на месте. И это не от личных грехов, не перестаёт убеждать себя царь Иван, а от крамолы боярской. Ну ни чего, сдюжим, переломим всем хребты. Выстоим. Не так просто царя обуздать. Он сам кого-хочешь в бараний рог скрутит.

Вот взял и выгнал всех бояр в шею из Кремля. Вроде даже полегчало немного. Окружил себя простыми людишками, то бишь верными собаками. Так спокойней. Эти не предадут. У них, как есть, ни кола, ни двора. Я если, что не так, голова с плеч. Об них и печалиться никто не станет. А уж заступаться и подавно. Одно слово собаки, не люди, пыль придорожная. Хотя и полезны, государеву делу преданны. Поэтому и держит их царь подле себя.

Вот хотя бы Афонька Вяземский, даром, что из князей. Червь навозный, не более. До того его семья захудала, что даже княжеский титул употреблять перестала. Пёс, одно слово, да полезный. Уж больно прилежно царский сапог облизывает. Такому что ни поручи, выполнит. Хоть мать родную, хоть отца, всех загубит, а царский указ исполнит. И беседу с царём поддержать может. Мысли царские, аспид проклятый, угадывает и наперёд всё знает.

– Что нового на Москве? – потянув Афоньку за кудри, спрашивает государь.

– Да тишь, батюшка.

– Не юли сказывай, – настаивает царь.

– Говорят, что на Руси появилась книга литвина одного, сына боярского Ивашки Семёнова сына Пересветова.

– Кто таков?

– Учёный муж.

– Монах?

– Да почём знать.

– И что там?

– Вот государь сказывают, что в Цареграде царствовал Константин Иванович, великий был государь, но окружил себя знатными вельможами. А те вельможи, ленивые коты, лестью снискали себе почёт при тамошнем государе. Ублажая царя Константина сладкими речами, захватили власть и грабили страну Цареградскую. Заботясь лишь о своей мошне, а не об интересах монарха и народа своего. Пока не разорили все области и не ослабили государство. А в это время Махмет-султан, другой государь магометанский, грозно правил государством, а изменников вельмож казнил лютой смертью, с иных кожу живьём сдирал. И победил Махмет-султан царя Константина Ивановича и занял Цареград и правят там его потомки до сей поры. И потому Махмет-султану победа досталась, что грозен он был для врагов своих, потому, как конь под царём без узды, так царство без грозы.