Кажется странным, что у жителей развитых стран ад находится в жгучем пекле. Вроде бы, для людей, переживающих ледяную зиму и сжигающих природу, чтобы согреться, жара и солнце должны ощущаться благом. Недаром вот, у скандинавов ад – это холодный, туманный, ледяной мир, то есть просто их привычная среда обитания в своей худшей ипостаси.
Однако, если вспомнить, откуда пришло христианство, то всё становится на свои места. Оно родилось в мире пустынь. Там, где солнце не греет, а сжигает. Иудейская геенна огненная – это ведь та же пустыня, а в пустыне заблудший обречен страдать каждую секунду своего краткого бытия.
Ну а рай для живущих здесь народов – место прохладное, где можно в теньке отдыхать рядом с водой и зеленью. Вот и бьются эти люди за маленькие клочки рая между обширными адскими пустошами.
Их северные соседи раньше включались в битву, а теперь просто приезжают сюда на отдых, поймать немножко солнца. Или же приезжают по работе, прячась в прохладных офисах. Но, вне зависимости от чистоты их помыслов, им всем однажды становится слишком жарко.
Может быть, это и есть огненный меч ангела, охраняющего рай?
Иван поднял визор шлема и вытер лицо от пота. Впрочем, стало еще хуже, так как ветер швырнул в лицо пригоршню песка, сразу мерзко заскрипевшего на зубах.
– Нейтрид оверсан1! – выругался он и развернулся в воздухе в другую сторону, чтобы сплюнуть по ветру.
Вообще, Иван должен был встречать колонну беженцев внутри КПП, у экранов сенсорного массива. Но он решил выйти и осмотреться, чтобы его дар впитал картину снаружи.
Вот и впитал. Аж на зубах скрипит картина.
Но он мужественно обернулся обратно навстречу ветру, хоть и опустив визор. И не спускался в тенёк, пока не осмотрелся по кругу.
А потом приземлил свой легкий экзоскелет и пошел обратно в КПП.
Часовые в тяжелых боевых скафандрах, стоящие на входе, оглядели его, но рфид2-отклик чипа не изменился за прошедшие пять минут (удивительно, да?), так что они не стали требовать дополнительной аутентификации3.
Синтбетонные стены, укрепленные карбометаллом, встретили его некоторой прохладой. Он снял шлем и сложил пилоны турбин экзоскелета за спиной. Но не стал раздеваться. Чертов протокол безопасности.
– А я предлагала остаться внутри! – как бы невзначай проговорил звонкий девичий голос у него внутри головы.
Так и представилось, что она полирует ногти и просто говорит сама с собой.
Но, конечно, полировать ногти она не могла. Цири была не человеком, а Личным Искусственным Интеллектом, живущим в нейрочипе внутри головы Ивана.
Впрочем, Иван всю жизнь общался с ней как с живой:
– Мне было недостаточно сенсорных данных, хотелось осмотреться снаружи.
– Мне голову напекло!
– А ты тоже выходи и подыши.
– Ха. Ха. Ха. Дерни за веревочку, дверка под ушком откроется, я и выйду.
– Ладно, Цири, отставить юмор. Переходи в эффективный режим. Только решение рабочих задач!
– Есть, сэр, да, сэр! – и голос стал металлическим и безэмоциональным.
Иван прошел внутрь бункера. Здесь обитали с десяток военных в легких боевых костюмах и средних экзоскелетах – офицеры, связисты, охрана. Офицеры смотрели на экраны и тихо переговаривались. Двое связистов неподвижно сидели в походных вирткреслах с нейровизорами на головах.