Рыженькая девочка гуляла по опушке,
На пеньке сидела, поедая сушки.
Солнце целовало в рыжую макушку,
Щедро рассыпая по лицу веснушки…
Рыженькая девочка состригла рыжие кудряшки, спрятала в сундук шелковую ленточку, выбросила стоптанные сандалики и превратилась в Агнессу.
Агнесса ненавидела веснушки и большой рот с тонкими губами. Она выщипала белесые брови и обвела угольным карандашом вокруг белесых ресниц.
У Агнессы сорок первый размер обуви и широкое платье, которое жар-птицей окутало ее дебелое тело и круглые коленки с ямочками. В мясистых мочках розовых ушей, плотно прижатых к голове, висят разноцветные стеклянные горошинки. Они переливаются на солнце, когда Агнесса поворачивает крупную голову, чтобы посмотреть налево и направо, как учил когда-то тщедушный инспектор ГАИ. Коралловые бусики нежно оплетают дородную шею Агнессы, старясь не упасть в обморок от молочной белизны ее кожи.
Агнесса живет на двадцать пятом этаже муравейника, чтобы разговаривать с Богом через открытое окно. Этому никто не учил, но Агнесса откуда-то знала, что так можно. Ночью, когда одинокая звезда появлялась на черном покрывале неба, Агнесса садилась на подоконник и рассказывала в темноту о прожитом дне. В руках она держала кружку горячего чаю, а на коленках мостилась сухарница с сушками.
Сухарница была очень старой и норовила упасть от бессилия на пол, чтобы окончательно разбиться, и мастер не смог ее склеить. Сухарница мечтала о покое. Агнесса предпочитала не слышать мольбы сухарницы о выходе на заслуженный отдых и каждый раз насыпала в нее побольше сушек – ей не хотелось прерывать разговор с Богом только потому, что закончились сушки. Чай заканчивался после беседы и никогда не беспокоил Агнессу своими желаниями.
– Сегодня я встала после начала дня, – робко начала Агнесса. – Я знаю, что вставать нужно до зари, но не получилось. Я завела будильник, который устал звонить и замолчал, обидевшись на мою сонную глухоту.
– Агнесса, ты же обещала, – укоризненно произнес Бог.
– Обещала, но не смогла, – заканючила Агнесса. – Зато я почистила зубы перед завтраком, надела чистую одежду и загрузила стиральную машинку.
– А пол ты помыла? – строгим голосом поинтересовался Бог.
– Нет, не помыла, – испуганно ответила Агнесса.
– Нельзя быть такой грязнулей, Агнесса, – ласково попенял Бог.
– Я не грязнуля. Я открыла окно и пыль улетела на улицу, забрав с собой весь мусор прошедшей недели.
– Агнесса, ты выбросила мусор в окно? – ужаснулся Бог.
– Я не выбрасывала, он сам улетел. Стоял на подоконнике, а потом наклонился вперед и, расправив полиэтиленовые ручки, взлетел. Кусочки съедобного и несъедобного дивно закружились в воздухе. Любуясь ими, я решила, что после обеда обязательно пойду в парк на карусели. Там, вцепившись в тонкие нитки железных подвесок, я кружила вместе с разноцветьем огоньков над моей головой.
– Не придумывай, зимой не работают аттракционы, – отмел Бог выдумку Агнессы.
– Значит, я не ходила в парк, – ничуть не смутившись, что поймана на маленькой лжи, продолжила Агнесса. – Я раскачивалась на качелях во дворе и увидела юношу из соседнего подъезда. Он ловко чистил машину от снега и протирал фары тряпочкой. Теперь я знаю, он в нее влюблен.