⇚ На страницу книги

Читать Ты будешь смеяться, мой князь

Шрифт
Интервал

Ты будешь смеяться мой князь

Збышек впервые увидел ее, когда возвращался с осенней ярмарки. Верхушки елей догорали в лучах заходящего солнца, и фигура беловласой женщины, которая вглядывалась в стоячую воду озера, будто светилась на фоне сухих камышей.

– Добре, пани, – позвал Збышек и перевесил мешок с пшеничной мукой с ноющего плеча на здоровое. – Все ли у вас ладно?

Старица промолчала, и он шагнул к ней, повторил вопрос.

– Не знамо… – задумчиво и неуверенно, как бы размышляя, ответила шляхтянка. Збышек убедился, что это настоящая шляхтянка, едва разглядел старинное платье. Такой крой он видел только в Озерных Ялинах, когда в ночь на Яна Купалу подсматривал за танцующими в княжеском саду. Кожа их светилась белым, будто новая луна, а одежда шелестела, точно крылья бабочек.

– В какую вам сторону, вельможная пани? – Збышек снова перевесил тяжелый мешок. – Не стоит вам одной ходить в такое время.

– Не знамо… – эхом ответила шляхтянка. Она по-прежнему вглядывалась в стоячую в воду, словно в мутное зеркало. Голос ее звучал молодо, не по годам, подобно голосам тех стариц, что до последних лет хранят любовь к песням.

Збышек растерялся. Он не понаслышке знал, какие звери выходили на охоту, едва на Озёрные края опускалась ночь, и не простил бы себе, если бы оставил пожилую женщину одну.

– Вы потерялись, милая госпожа? Дозволите провести вас до Ялин?

Она повернулась и впервые посмотрела на Збышека. Тот отступил – не от ужаса и не от отвращения, от красоты. Красота эта была странная, нездешняя, как бы перемешанная с горечью – красота зимних луговин, озарённых лунным светом; красота инея на увядших пажитях и морозных узоров на оконной слюде. Лишь гордости, надменности, которые свойственны таким людям, Збышек не увидел – в юном лице, обагрённом закатом, и в синих, как лёд, глазах сквозила растерянность.

* * *

– Не знамо…

Так ответила беловласая шляхтянка, когда Збышек спросил ее об имени. Так отвечала на вопросы о доме, о родне и о тем зимах, что серебром укрыли ее волосы.

Говорила вельможная панна чудно – нет-нет да проскальзывали в ней обороты и слова, которые Збышек слышал только от стариков да от пришлых купцов. Вот и решил он для себя, что шляхтянка откуда-нибудь из Старой Волотвы, где и говорят по-лягушачьи, и живут (ибо стояла Волотва на болотах).

Солнце уже скользнуло за стены Озерных Ялин, когда путники подошли к городу. Решетка его оказалась опущена, а стража – глуха к просьбам Збышека, и он прямо (Збышек всегда говорил прямо, как светит солнце) пригласил шляхтянку к себе. Жил он в Мутных холмах, что в двух верстах от города – в кряжистом доме, выстроенном на отшибе деревни, стена к стене с пекарней.

Там Збышек накормил гостью краюхой подсошхего хлеба с вчершаним журом и нагрел колодезной воды, чтобы она смыла с лица и волос дорожную пыль.

От доброй трапезы веки панны отяжелели, и Збышек настелил на лавку тюфяк, набитый прошлогодней листвой да пару чистых простыней. Шляхтянка мигом уснула.

– До чего же чудная, – пробормотал Збышек, разглядывая, как свет лампы играет на тонком лице и на серебристых волосах с легким молочно-голубым отливом. – До чего же она…

Збышек уловил какое-то щемящее чувство внутри себя, а с ним – и усталость, но утерпел, не дался блаженной дремоте и перешёл из дома в пекарню.