⇚ На страницу книги

Читать Тусклый свет электрических фонарей

Шрифт
Интервал

Бездушный холод мрамора

– Мне сегодня опять снился сон… Подожди, подожди…

– Какой сон?

– Вчерашний. Мои пальцы росли, росли…

– Твои нежные пальчики?

– Ну вот, ты опять забыл. Я же тебе рассказывала.

– Нет, я не забыл. Росли, росли…

– И что же дальше?

– И… И выросли.

– Ах ты противный! Ты опять всё забыл! А вот я тебя сейчас подушкой!

– Не трогай подушку… Ой, черт! Ах вот ты как! Ну, моя подушка не хуже твоей!

– Получай, получай! Будешь знать, как забывать!

– Но я же всё помню!

– Ничего ты не помнишь!

– Ладно, не помню. Но зато готов слушать.

– Правда?

– Без сомнения.

– Ну ладно. Слушай опять. Только не вздумай снова забыть!

– Да не забуду, не забуду.

Кати отбросила подушку и расслабленно упала на мраморно-белые простыни, распластавшись по кровати. Я аккуратно сидел в уголке и любовался ее нежным телом, тающим в прозрачных складках тонкой рубашки. Улыбаясь, Кати рассудительно начала:

– Так вот. Пальцы. Они росли, росли, становились мягкими, такими, знаешь, как пухом покрытыми. И вся я становилась такая пушистая и мягкая… Не смейся, подушка у меня под рукой. Сначала я удивилась, что я такая пушистая, а потом поняла, что я – это не я. Ну, что, в общем, какая разница, пушистая я или нет. – Кати внезапно села на кровати и скоро продолжила. – Можно и пушистой быть. Когда я это подумала, мне вдруг почудилось, что я всё могу. Всё-всё. Тогда я встала и пошла к окну. Воздух за окном был такой плотный, что по нему не только летать – ходить можно было. И я бы полетела… Но тут… Да ты спишь!

– Нет, я всё слышу, – очнулся я. – Ты хотела полететь, но почему-то не улетела.

– Я оглянулась. Оглянулась и увидела тебя. Ты был такой смешной и перепуганный. Я засмеялась и…

– И что?

– И проснулась. Видишь, какой ты вредный – не дал мне полетать!

– Я не отвечаю за то, как веду себя в твоих снах.

– А вот и отвечаешь!

Тут я понял, что Кати слишком взбудоражена, чтобы уснуть, а поскольку всё, кроме моей бренной оболочки, дрыхло в потемках моего тела уже не менее часа, ситуация требовала самых решительных действий. Я потянулся к ней, обхватил руками ее расслабленное и в то же время слегка испуганное тело и поймал своими губами ее влажные, нежные и немного дрожащие губки.


Кати заснула на моем плече, а все мои сны, обнаружив свой ревнивый характер, обиженно разбрелись кто куда. Я лежал с открытыми глазами и равнодушно изучал нелепые полосы лунного света на потолке. Суетливые пылинки, так безудержно метавшиеся днем под солнечными лучами, сейчас были аккуратно разложены – каждая на своем месте. Внешняя тишина проникала в мои мысли, которые меланхолично растворялись в ее теплых объятиях. На их место приходили другие, давно забытые, даже не мысли уже, а бесплотные образы. И я представил вдруг весь огромный город, посреди которого я лежал. Темный город, наполненный снами, как затонувший корабль – водорослями и стайками светящихся коралловых рыбок. Сам город не спал, только в его душе возникали, переплетались, исчезали чужие видения, наполняя плоть каменных стен и мостовых ощущениями сбывшихся желаний и первой любви. Казалось, я чувствовал то же самое. Огоньки одиноких окон и ночных фонарей превращали темноту за пределами города в нерушимую пустоту, а сам он повисал в толще Мироздания как большая молчаливая рыба. Тоненькие сети телефонных проводов нервами пронизывали ее тело, и в этих сетях безмятежно спали люди. Их неподвижность не беспокоила паутину, и дневные хлопоты тоже подремывали, готовые встрепенуться в любой миг, лишь только дрожание паутины выдаст существование жертвы. И среди всех этих спящих душ лишь одна ярким светом пробивалась наружу, через прозрачную плоть. Кати…