… Дык, у меня случай был,– как обычно встрял в чужой разговор дед Трифон, собралси я недавно сабе новый колодезь выкопать…
– Ну что ты брешешь, дед Трифон, какой такой колодец недавно ты вздумал себе выкопать? – выступила вперед из толпы одна из участниц бабьей конференции у магазина. Тебе ведь «сто лет в обед», тут не каждый здоровый мужик выдюжит такую работу, а ты… туда же! Когда это ты вздумал себе копать, если твоему колодцу лет тридцать уже. Я ещё молодухой была, когда ты его копал.
– Дык я же не говорю надысь али намедни, лет двадцать, поди уж, или двадцать пять назад было.
– У! Вспомнила бабка, когда девушкой была. Лет двадцать пять назад я ещё невестилась, да и ты, дед Трифон, поди, ещё молодцом был, на девок заглядывался, а сейчас осталось только мешок картошки завязать, на большее – то, небось, ни на что не годится твой прибор, да и то, если длины хватит.
– Ох, Варька, и язычок у тебя, можно опасную бритву не иметь, ты своим языком кого угодно поброешь. Вот тольки обо мне неправильное у табе мнение.
– Что значит «неправильное»? У нас мужья, как раз на эти двадцать пять – тридцать лет моложе тебя, да и то уже никуда не годные, а тебе уж без пяти минут девяносто!
– Ваши мужики с малолетства горькую пили и за околицей болгарскими сигаретами баловались, вот и потравили весь свой организим к чертям собачьим.
– Ой! Чья бы корова мычала, да только твоя бы молчала. Сам, небось, ни одного праздника и воскресенья трезвым не бывал, да и куришь как самоварная труба! Вон, посмотрите, девки, у него все усы зеленые от табачного дыма, а провонял табачищем – то так, что в лесу от этой вонищи все волки разбегаются.
– Ты не права, Устинья! Курить, я курю, и не отрекаюсь от энтого. Но табак табаку рознь. Я усю жизню што курю? То, што сам на своем огороде за баней вырастил: чистокровный русский самосадик! Я его акромя коровяка, больше ни чем не удобряю, а коровяк – то какой? Хоть сам на хлеб мажь и ешь!
– Тьфу – тьфу! Какую ты, дед Трифон, гадость говоришь! Аж с души воротит!
– С души тебя воротит по простоте душевной. Зато самосадик акромя пользы, никакого вреда мине не приносит. А пить я, да, пью! Дык ведь тоже ни змеиную отраву иностранную и не нашу «казенку». Но раньше «казенка» была не скусная, но зато безвредная, а нынче – то ненароком и в ящик сыграешь от такой водочки. Так што я, как в юности привык к нашей местной «мадере» на пашаничном зерне настоянной, ночью перегнанной и марганцовкой очищенной, так усю свою жизню ей не изменяю. Вот и здоров в свои годы как Варькин телок – двухлеток!