«Между любыми тремя точками можно провести
прямую, если она будет иметь достаточную толщину»
лорд Бертран Рассел.
«Эй, ю, хочешь грибов?»
Надпись на заборе.
ПРОЛОГ
«Наши женщины любят нас от безысходности… Наши женщины любят нас?» – молодой человек с лицом интеллигентного неврастеника, растрепанными мыслями и сломанной расческой в кармане обтирал задницей одну из сырых скамеек осеннего ленинбургского садика. Утреннее томление скрадывалось яркостью отходящей листвы, моросью, праздными гуляками и тем, что люди напихивают в понятие смысла жизни.
Становилось душно. В городе бога Пта бухнуло что-то похожее на гром. Черный хромоногий пес вылез из-под крыши развалившейся помойки и, повизгивая, бросился в ближайшую подворотню. Дрожа всем телом, он несколько раз поскребся в двери дворницкой. Потявкал. Никто не открыл. И пес скорчился на пороге, пока ливень и ветер переламывали друг друга.
Ненастье завладело пространством улиц. Холодные капли влажными бандерильями впивались в тело. Мимо неслись жухлые листья, шебарша по тротуару. День начался. Мокрый как утренний памперс.
Сейчас, когда воздух густо перемешивался с дождем, все до какой-то степени имело значение и теряло его..
– Какая черная туча над городом… Привет! – крикнул ей парень, как старой знакомой. И подытожил, – Пусть будет Осень, бывают же осенние грозы. – Решил он, встал, завернулся в плащ и поплелся прочь – окунуться в иерархию урбанистических ценностей.
«Что же было вчера? Что же… Ах да!»
Долгое сидение в кафе. Малознакомая женщина. Разговоры о сексе и взаимонепонимании. Касание взглядов. Пара бокалов бурды непонятного содержания, сигаретный дым, вздохи, долгое блуждание в подворотнях проходных дворов, крысы, кошки, чужая квартира, новые разговоры, разговоры и разговоры, когда все уже и так ясно – русский эзотеризм за водочкой – реплики ни о чем и мысли, пораженные дистрофией, неумолимый патриотический долг….
– Отчего ты так со мной? – спрашивала женщина. Он отмалчивался, не зная, на какой вопрос теперь ответить: «Отчего так?» или «Отчего со мной?»
И тогда пришло уже отчетливое понимание, что истинной причиной нежелания дать правдивое объяснение происходящему было то, что он не доверял ей. И не только ей, а вообще всем – телесным и бестелесным. Миру – как он его понимал. Или – не понимал.
– Боюсь, что не смогу рассказать об этом подробнее, – выдавил он, наконец, ничего не значащую фразу. – Ты не владеешь необходимым словарем терминов, – и принялся за закуску.
Потом в комнате появился ребенок и сказал назидательным тоном:
– Пора спать!
Фокусировка внимания смещалась, стекала водосточными трубами в самые задворки сознания мешалась оборачиваласьстертымилицамиминиатюрныминатюрмортамикоторыесминалисьирушилисьнакладываясьодиннадругой,,,.
Он начал понимать, что и его слова падали в эту оболочку, как в густую смолу, вязли и тонули. Тонули и вязли. Город опрокинулся на него и придавил, желая, может быть, только лишь приласкать. «Надо вернуться». Он двинулся к дому. Пришел.
«Что же дальше?…» Стояла такая тишь, что было слышно, как копошатся под раковиной вечнозеленые питерские тараканы. Промозглая ночь сочилась в окна. Заданный вопрос не получил ответа, упершись в новую формулировку: «Зачем я здесь, откуда, отчего?….»