Вечером 8 декабря 1980 года, в понедельник, мне в Лондон позвонила Йоко Оно. «А что это вы не в Нью-Йорке? – спросила она. – К нам на выходных из BBC наведались. Думали, и вы на огонек зайдете». Я как-то растерялся. Да и что мне было ей отвечать? И нескольких недель не прошло с тех пор, как я сам предлагал им с Джоном дать совместное интервью… ладно, сознаюсь, мне хватило бы и Джона, – так она же сама и отказалась: мол, время не то. В чем там было дело – кто знал? Йоко с головой ушла в нумерологию – числа у нее там, что ли, не сошлись? А может, была и другая причина. Но, видимо, сейчас, когда в магазинах появился «Double Fantasy» – первый альбом Джона Леннона за пять лет, – время явно было самое то, и Йоко настоятельно требовала, чтобы я немедленно вылетал в Нью-Йорк. «И чем скорее, тем лучше!» – торопила она.
Я позвонил своему редактору в газете Sunday Times, в которую в те дни иногда писал, – они забронировали для меня билет на завтрашний утренний авиарейс в Нью-Йорк. В ту ночь из моего проигрывателя звучал «Double Fantasy», я снова и снова перечитывал тексты песен, и моя душа пела от предвкушения. Я знал Джона с 1967 года, со времен своих первых репортажей о Beatles, в те дни снимавших на западе Англии фильм «Magical Mystery Tour». Позже меня допустили в близкий круг, я своими глазами видел, как Джон работает в лондонских студиях на Эбби-роуд; я бывал вместе с ним в лондонском офисе Apple; мы не раз беседовали у него дома – в Беркшире, в Титтенхёрст-парке; я был рядом с ним в Канаде, в Нью-Йорке…
В Канаде, в 1969 году, незадолго до Рождества, он подарил мне, возможно, самую невероятную сенсацию в моей карьере журналиста, когда сказал, что ушел из Beatles, – но только добавил: «Сейчас не пиши. Я скажу, когда будет можно». И я не написал.
Спустя четыре месяца, когда все газеты мира наперебой кричали: «ПОЛ МАККАРТНИ ПОКИДАЕТ Beatles!» – я позвонил ему, и он дико бесился.
– Я же сказал тебе! Тогда, в Канаде! Почему ты молчал? Почему ничего не написал? – накинулся он на меня.
– Но… ты же сам просил, – опешил я.
– Коннолли, ну ты же журналист! – прокричал он в трубку.
Да, он был зол. Он видел в Beatles свое творение – с тех далеких времен, когда они только возникли, когда их и звали-то совершенно иначе, The Quarry Men, – а значит, ему их и рушить. Ему – и никому другому. Впрочем… их и правда разрушил именно он.
Временами Джона просто нельзя было ни в чем убедить. Да, вот таким он и был – изменчивым, как ливерпульская погода.
«И каким он будет завтра, в Нью-Йорке, когда мы увидимся?» – думал я той ночью в 1980 году, укладывая в сумку кассетник Sony. Последнее письмо от него пришло четыре года назад. Больше мы не общались. Я писал романы и телепьесы, он укрылся от внимания широкой публики – потом он скажет, что решил заниматься хозяйством и воспитывать Шона, своего второго сына. Я уже прочел его недавние интервью в Newsweek и Playboy – те, где он рассказывал, как рад хлопотать по дому, – но я просто не мог представить, как он возится с малышом или печет хлеб, о чем наперебой сообщали журналы. Нет, может, он пару раз и извалял руки в муке, – но чем еще он занимался последние пять лет? Я надеялся, что скоро узнаю.