Посвящается Петру Апалькову (1923—1982)
«…Лешiе имеютъ видъ большихъ стариковъ;
они запахиваются всегда левой стороной одежды;
они живутъ въ болотахъ.
У лешихъ есть старшiй лесовой царь,
онъ живетъ въ больщомъ лесу,
въ которомъ весьма редко бываютъ люди…»
Во сыру землю
Посреди неспокойных полей
Там, где Вечность стоит у порога
С елей капает в руки елей
И хранит о всех память дорога
Там трава-зверобой, там в ночи облака
Освещаются медленным светом
И выглядывает из-за них кровь-река
Воевавших на том и на этом
Тонко бусы звенят у прозрачных огней
Убегают вдаль юные хлопцы
Унося с собой вкус и земли и корней
И иконок чернённые створцы
Раскрывается небо, и всем хорошо
Словно не было в жизни иначе
Собирай своё счастье в широкий мешок —
Не найдёшь человека богаче
Здесь полям счёта нет, а в лесах глубина
Словно в центре реки-океана
Пробираясь вперёд, нас встречает луна
И на сердце рождается рана
Та что вместе родилась с тобой и всегда
Кровоточит, как зов старшей крови
И когда с человеком бывает беда
Его деды встают рядом вровень
Не найти здесь покой, так как всё из него
Вытекает как кровь из крыницы
Только вечные зори, не пойму отчего
Плачут слёзами сбитой куницы
Скифы
Шелестели листья после боя
Шелестели бедные во тьме
Словно волосы на голове героя
Словно кость на вражеском ярме
Ненависть пылая заливала
Улицы орловских деревень
Мать словами ведьмы проклинала
Тех, кто отнял у неё детей
Но война не знала окороту
От крови жирнея чернозём
Прилипал и вызывая рвоту
Тоже говорил нам о своём
Зеленея зеленеть не ново
Ты попробуй зеленеть тогда
Когда даже росы цвета крова
Когда цвета красного вода
Шелестели листья после боя
Падая на землю краснотой
Шелестели листья, словно споря
Кто из них умрёт сейчас со мной
Саван ночи
Ходили в ночь, чуть дальше ночи,
Сокрыв ладони в саван лип
И крестиков льдяные очи
Смотрели на сынов своих
Кому-то отдавая силу,
Пел в чистом поле волколак
А может ветер? Нет, бузину
Скрывает непривычный мрак
Поёжившись идём мы дальше
Ночные вопли в бурелом
Нам говорят о том, что раньше
Здесь был проклятый водоём
И молодые закрестились,
А старые угрюмо в нос
Шептали «Вот мы и напились»
И стало страшно уж всерьёз
Но… ключевым моментом ночи
Во тьме промчался горностай
И где-то рядом, очень-очень
Мерцали клювы птичьих стай
Я засмеялся громко, зычно
Нечистых приглашая в бой
И стало резко всё обычно
Как-будто обделён судьбой
Бывает страшно, жутко, грустно
В дороге средь полей родных
И видишь – свято место пусто
Среди немёртвых и живых
Но разольётся вдаль обширно
Реки глубокой гребешок
И вот уж умереть не стыдно
До ней всегда один шажок
Журавли
Лай собачий на ветру крошился
На осколки памяти людской.
Где родился – там и пригодился.
Умер там же. Что теперь с тобой?
Были дни сверкающе свободны,
Были травы ярче и цвета…
Много было в памяти народной,
Много было… Уж не те лета.
Ухмыльнёшься ты – мы оба что-то знаем,
Что-то видели, о чём не рассказать.
Что-то, о чём тайно вспоминаем,
Что-то, что-то… Нужно ль вспоминать?
Выкинуть из памяти былое,
Расправляя крылья по-ветру.
Лишь собаки теребят гнилое,
Но не трогают ушедшую весну.
Ковыляет солнце так же вечно,
Облака ступают важно, неспеша.
Горе, радость – всё, что быстротечно,