Я есть
Бездомные, туалетная вонь, кассы,
На обед закрытый буфет.
Десять минут второго,
Спешащие массы,
Билет.
Клочок бумаги за четыре сотни рублей,
Ожидание до шести.
Холод съедает и тут,
Мне бы убраться скорее,
Не ждут.
Открылся буфет, прорва народа мнётся,
Всё ради булки или газировки.
Вечно некуда сесть,
Голодная рвота из горла рвётся,
Я – есть.
Ведь я занял место, и ехать часа три всего,
Спать и считать указатели.
Я бы хотел забыть
С каким в голове был месивом,
Скуля о потере предателя.
Сочится человеческое лицо
Сочится человеческое лицо
Через умирание лета,
Сквозь подобных себе
Желатиновой массой бреда.
Утонувшее серое утро,
Мертвецом вспухшее снова
В стоячей гнилой воде,
Душит реальность стоном,
Приводит к беде.
Карателя острым штыком
Вспарывая живот милосердно,
Ночь сменит утро
Разом последним и первым.
Мышеловки для белых пальцев
Мышеловки для белых пальцев
Клацают по подоконнику утром,
Отделяя постель от дождя.
Шага два, три, четыре и, будто
Спешит от меня уходя.
Как холодный металл на шее,
Как взгляды упавшие в землю
Холод бросается в окна,
В силы свои не веря.
Мокрый язык рассвета
Трогает бёдра голые,
Вызывая мелкую дрожь,
Сжигая тонкие веки,
Вонзая в живот,
Сладостный похоти нож.
Головы чёрных соцветий
Головы чёрных соцветий
Шеи тонкие гнут
В цепких ладонях,
Мёртвые только тут.
Лёжа или сидя,
Или, стоя, быть может,
Взгляды будят туман,
Мокрые крылья множат.
Перья вороньей сажей
Второю ложатся кожей
На трепетный воск лица,
На травянистое ложе.
Тяжёлые веки просят
Мгновение забытья.
Воскресшее солнце дышит
Гноем на небо дня.
Цепь. Океан. Огонь и молот
Цепь. Океан. Огонь и молот.
Банальности истёртая строка.
Я по тебе испытываю голод,
Рука твоя прохладна и хрупка
Её сжимал в своих ладонях
У чёрных вод безвременной реки
И пусть они запомнят нежность кожи
Пока не стали снова далеки.
Пока голодный зверь не видит
Губ влажных жажду обречённой
И дань последних ласк
В густой истоме
К повешенью приговорённых
Сменились ночи талой водой
Сменились ночи талой водой.
Сменились слова спицами.
Казалась недавно живой,
Под ветками с чёрными птицами.
Улетают от холода в тучи
В неба остатки жалкого,
Видя только её глаза
Между пустого карканья.
Она улетит всё равно,
Но только ночью не этой.
В скорбящей немой тишине,
Не спросив твоего ответа.
Свирель кричит в избитой голове
Свирель кричит в избитой голове,
Зажжён во тьме сверкает огонёк,
Он жаром бьётся в дверь,
И он меня увлёк.
И ночь становится темней,
Овив друг друга но полу у входа,
Сжигает бёдра, грудь и дальше
Вонзается всесильно алым в пурпур,
Связавши мои губы раньше.
Тягучая услада властно
Решает за меня до самого рассвета,
Измучив счастьем бездыханным,
И снова ночь не требует ответа.
Бушует пламенем в чернилах спящих комнат
К себе луну и звёзды он зовёт,
И мы сливаемся, как звери,
До дрожи поз и мыслей вновь.
Мы содрогаемся на миг —
Даря. Себе. Любовь.
Я мечтал быть повешенным
Я мечтал быть повешенным
На линиях суетящихся домов серых,
Пристреленным, как собака бешеная,
Руками её умелыми.
Она знает где нужно трогать,
Я знаю её в ответ.
Но давят тяжёлые ночи,
На кожу роняя след.
Завтрашний день будет долго