– Нет, – ответил я.
Затянувшись и выпустив дым, Михаил продолжил.
– Нет там ничего, Андрюха. Ни ада, ни рая, ни облачка того, на котором все летают. Видишь, какие люди-то наивные. И мы такие же с тобой были. Здесь вот конечный пункт, в этой ямке с крестиком. Всё гораздо проще, как оказалось.
Он затянулся ещё раз.
– И никуда ты отсюда уже не денешься. Привязан теперь навсегда. За территорию кладбища тоже не выйдешь. Тут и «живёшь».
Михаил выдохнул.
– Ждёшь своих целыми днями. Месяцами, годами ждёшь. Придут, помянут, посидишь рядом с ними, послушаешь их, повспоминаешь себя, посмеешься.
Мужичок немного призадумался.
Минуты через две он втоптал окурок в землю.
– А они с тобой обо всем говорят, как на исповеди. Могут даже признаться тебе в чем-нибудь. «Тайну свою какую-нибудь маленькую поведать», – шепотом сказал он.
– Кому как не нам душу-то излить? Мы-то уж точно никому не расскажем, а им легче от этого делается.
Михаил опустил голову вниз, ненадолго замолчал и тяжело вздохнул.
– Сын вот вчера. Не люблю, говорит, жену больше. Вот те раз. Принес мне новость тоже, я аж в гробу перевернулся, – мужичок развёл руками, – а мне сейчас тут чего с этим делать? Говорит, кончилось всё к ней как-то. Дак ведь дочка у них есть, девять лет уж ей. Большая. Жили бы и жили дальше, елы-палы, чего ещё надо-то? – возмущался он.
– Десять лет вместе прожили. И чего стряслось? Не понимаю. Чего делать, говорит, как быть? Не знает.
Не знает он, дурында. Как дал бы в лоб, чтоб мозги на место встали! Вот мы с Лариской душа в душу столько лет прожили и всё хорошо у нас было. До сих пор люблю. А эти… – мужичок махнул рукой.
Михаил снова замолчал в думках. Его взгляд застыл на моей могиле и смотрел в одну точку.
– Так и не дождался от меня ответа. А я и помочь ему ничем не могу, ни советом, ни делом. Чего делать? Видимо, всё-таки проходит любовь у некоторых.
Чуть позже он перевёл взгляд на меня и положил руку мне на плечо.
– Вот такие дела, Андрюха, – выдохнул мужичок, – а ты сидишь с ними, как и раньше. Только они не видят тебя теперь. Смотрят на твою фотографию, а ты рядом стоишь. Цветочков воткнут, водки в стопку нальют, сигаретку там, если курящий, да конфетку положат. Всё чин чинарём.
Моя вон, дура, всё время сигарету прикурит и воткнет фильтром в могилу, хрен потом покуришь – истлеет вся, если не погаснет. Благо иногда забывает, дак и хорошо. А Витёк, друг мой, никогда не прикуривает, так кладет. Знает, как будто, что так правильней будет, – Михаил ткнул меня кулаком в плечо, – мужики всегда друг друга понимают. Так ведь? – улыбнулся он и посмотрел вдаль.
– Поревут и опять на месяц или вон, на несколько лет пропадут, – чуть позже продолжил мужичок, махнув рукой куда-то в сторону.
– Как у Маринки. Третий год уж никто к ней не ходит. А двое детей остались, муж. Заняты так что ли, что времени совсем нет прийти проведать? Не понимаю. Первый год часто бывали, не знаю, чего перестали ходить. Но она баба сильная, всё ждёт. Каждый день ждёт.
Михаил снова посмотрел на меня.
– Ну, а нам деваться некуда сейчас, только ждать и остаётся. В этом, наверное, и заключается смысл жизни. Чтобы сейчас увидеть и понять, кто нас по-настоящему любил, – улыбнувшись, закончил он.