⇚ На страницу книги

Читать Потемки

Шрифт

Интервал

* * *

Охотник бродил в лесу, искал для себя забвения.

Черна была его суть, как пепел, сметенный веником.

Истаял прохладный день, хрустела дорога шишками.

В клубящейся темноте дыханье почти не слышалось.

Он шел, и густела ночь, кралась по пятам чернилами,

Морозом сковала хвощ и листья брусники сгнившие,

Рубиновые стволы украсила тонкой наледью;

И череп её луны высвечивался оскаленно.

Блуждая в ночи на слух, тревожа покровы влажные,

Охотник искал лису – а вышла навстречу важенка

С точеной резьбой спины, с глазами во тьме горящими;

Под тяжестью от копыт сминались грибные хрящики.

Стояла средь травных жил, и холка была заснежена.

Охотник бы отдал жизнь, чтоб вечность ее выслеживать,

Ходить и глядеть лет сто убийцей и чутким стражником,

Как будто всё это сон, и зверь ему только кажется.

Охотник поднял ружье – луна обратилась месяцем,

И месяц стал ярко-желт, крутилась созвездий мельница;

И ветер скулил, как вор, обмахивал землю веером.

Охотник спустил затвор, чтоб выждать одно мгновение.

Пружинила темнота под глазом, мешая щуриться…

У важенки изо рта взметнулись каскадом щупальца.

И был этот миг, как спурт; кровавым таким, коротеньким.

Охоту в лесу ведут не только одни охотники.

– мглистый заповедник

Алекс Тойгер

Планета детей

“Remember what the Dormouse said
Feed your head, feed your head”
– Jefferson Airplane

Первые покойники появились после полуночи. Они шли растянутым щербатым строем, темнея на фоне пасмурного неба. Вокруг разносилось тоскливое «щьить-щьить». Звук шагов то приближался, то затихал, унесенный ветром; костер, едва тлевший под капризно-слякотной моросью, тихо потрескивал, временами попадая в такт.

Сэд привстал из своей ямы, провожая взглядом процессию. Темные силуэты миновали пустырь и растворились в ночи, остались лишь мелкий противный дождь да мутные очертания небоскребов вдали.

Он опустился на землю, подкинул пластикового мусора в огонь и вздрогнул: напротив сидел белый кролик. Зверек появился словно из ниоткуда – возник из удушливого дыма, стелющегося по дну ямы, кристаллизовался из кислотных капель дождя. Шерсть на кончиках ушей была пепельно-серой и сливалась с темнотой, бусины глаз матово мерцали, отражая пламя костра.

– Ты кто? – прошептал Сэд.

Кролик не ответил.

Рука сама собой скользнула в карман. Сэд осознал, что ничего не помнит о его содержимом, да и об остальном тоже. Яма, ночь и промозглое небо – все это было внезапной данностью, в которую упирались хрупкие ростки памяти.

Сэд пошарил в кармане, и пальцы прикоснулись к холодному металлу. Он ухватил предмет, потянул наружу – в неверном свете блеснуло лезвие ножа.

Кролик шевельнулся и придвинулся ближе к костру, продолжая взирать на мир внимательными темными глазами. Усики дрогнули – казалось, животное вот-вот заговорит.

В животе у Сэда заурчало, и он крепче сжал рукоять ножа. «Щьить-щьить», – донеслось затихающим эхом.

К утру дождь усилился. Навес, сооруженный из гнилых досок, не помогал, костер искрил и плевался дымом. Сэд разворошил угли, достал опаленную тушку, потыкал ножом – вроде готово. Подул на скворчащее мясо, оторвал зубами кусок и замер, прислушиваясь к вою ветра, а затем принялся жевать, старательно работая челюстями. Мясо было жестким, под стать едва ворочавшимся мыслям: тягучие жилы и опаленная шерсть на зубах. «Стейк с кровью, – подумалось ему. – Или, скорее, кровь с хрящами».