Моя хорошая знакомая Светка принадлежала к числу людей, про которых смело можно сказать: «даже если вас проглотили, у вас всегда есть два выхода», то есть была законченной оптимисткой. Причем в Светкином случае сочетание слов «законченная оптимистка» вовсе не было синонимом к слову «дура».
Она просто как-то легко и свободно шла по этой жизни, всегда улыбающаяся, приветливая, никогда никому не завидовала, не ныла, не жаловалась на судьбу и плохое настроение. Светка, наоборот, никому не отказывала в помощи, выслушивала, давала советы, не навязывая при этом своего мнения. У нее, конечно же, были проблемы и заботы: в 29 ее бросил муж, оставив с двумя маленькими детьми на преподавательскую зарплату (мы со Светкой трудились на кафедре гуманитарных наук в техническом ВУЗе).
Несмотря на все невзгоды и передряги, она всегда свежая и красивая: накрашенная, с безупречной прической в идеально сидящем костюме открывала дверь на кафедру и, весело улыбаясь, желала всем доброго утра. И самое интересное, делала она это так легко и просто, что ни у кого не вызывала ненависти и раздражения (и это в нашем-то серпентарии!)
Мы со Светкой, можно сказать, дружили, если не принимать во внимание ее вечную занятость. Она постоянно куда-то бежала. Вечером – в магазин, в выходные – на дачу. Но зато даже в самые трудные и голодные 90-ые годы у нее в доме было полно еды: картошка с солеными грибочками и маринованными огурчиками, пирожки с черникой, кабачковая икра собственного приготовления, а уж видов и сортов варенья – просто не пересчитать. Кроме того для особых случаев было припрятано домашнее вино из черноплодной рябины.
Все свое свободное время Светка отдавала детям: учила с ними уроки, водила во всевозможные кружки и секции. Несмотря на то, что она была очень даже симпатичной: ухоженная, с точеной фигуркой, Светка вообще не интересовалась мужчинами (женщинами, надо сказать, тоже). У нас в институте на соседних кафедрах работало много преподавателей – мужчин. Причем, некоторые из них были очень даже ничего. Ну а уж если постараться, то можно было найти и вовсе неженатого. Но Светку они не интересовали, хотя, честно сказать, она их – даже очень. Это было видно невооруженным взглядом. Светка же с ними охотно общалась, но упорно делала вид, что не понимает никаких намеков и вздохов.
На мои постоянные вопросы, почему бы ей не завести роман или, может быть, серьезные отношения, она с недоумение отвечала:
«Наташка, подумай сама: у меня двое детей, которых я обстирываю, обглаживаю, отдаю им все свое свободное время. Зачем мне еще один?»
«А для здоровья?» – не унималась я.
«Какого?»
«Женского!»
«То есть ты предлагаешь мне лечить одно место и искать геморрой и боль на два других?» – серьезно спрашивала она. А потом добавляла «Это я про жопу и голову, если что». Ну что с ней можно было поделать!
Светка никогда не сплетничала, умела хранить чужие тайны. За это ее любили все: от уборщицы бабы Вали (с которой у нее были свои секреты) до жены декана Ирины Петровны – чопорной дамы, разговаривающей со всеми свысока. Как-то раз я еле дождалась Светку с пары, чтобы рассказать ей сногсшибательную новость, которая с самого утра не давала в институте никому покоя.