70-е. Общежитие химфака.
Володя на секунду замер. Рука стучащего в дверь сменилась ногой.
– Да что они там?! Не понимают, балбесы?
– Не обращай внимания, продолжай, – она закрыла глаза, нежно обхватила влажными ладонями затылок мужа. – Ты, только ты, самый-са-а-амый, мой.
– Ленка, родная, девочка моя…
За стеной начали нестройно петь. Стучали в стену скорее для веселья.
– Пойдём к ребятам, всё-таки 59-я годовщина, вот бы получилось сына к октябрю. Представляешь, на 60-летие Октябрьской революции! Пусть только попробуют сессию не закрыть.
– А если раньше, на Успение?
– Тише ты, глупенькая, ещё из комсомола выпрут. Ладно, как хочешь, а я к ребятам.
Оставшись одна, Лена ощутила себя в прозрачном осязаемом коконе. В нём было тихо, уютно и так спокойно, словно вся любовь мира укрыла её в заботливых ладонях. «Наверное, так же себя чувствует плод в чреве матери», – подумала она. За стеной кто-то громко крикнул её имя, смеялись, пели. А ей… а ей было очень хорошо и не страшно.
Прошло семнадцать лет, 90-е.
– До экзаменов три месяца, по русскому изложение напишешь, математику – второй год с репетитором. Но химия! Хи-ми-я! – мать произнесла по слогам. – Это позор какой-то. И родители, и бабушка – все! Все химики!
– Мам, да не хочу я на ваш этот химфак. Лучше в армию.
– Я тебе дам армию, поганец. Пойдёшь к Розе Львовне. Решено. Она наш последний шанс. Её ученики заводами управляют. Нижне-Камский нефтехим – главный инженер из Венеции вернулся, а ты? – мать бессильно опустила ладони на колени. – Сынок, я тебя очень прошу, хотя бы три занятия. А там…