Январь 1775 г. от Сошествия
Фаунтерра; Грейс (герцогство Южный Путь)
Бакли взял из колоды даму – как раз то, что нужно. Ухмыльнулся и открыл карты.
– Сучий ты потрох!.. – гаркнул Шестой, капельки слюны полетели на колоду.
– Не везет тебе сегодня, дружище, – сказал Бакли и придвинул к себе монеты.
Шестому не везло и вчера, и третьего дня, и неделю назад, и месяц. Ему всегда не везло, когда играл против Бакли. От вечера к вечеру, по мере убывания запасов, Шестой менял ставку. Сперва играли по елене, затем – по глории, потом сошли на агатки, сегодня – на полтинки. И чем больше он проигрывал, тем теплее становилось словцо, которым звал его Бакли. Шестой сперва звался просто Шестым, потом – парнем, потом – приятелем, позже – дружищем, а теперь вот…
– Может, довольно, братец? – с сахаром в голосе предложил Бакли.
– Сдавай.
– Пока ты вконец не разорился, а? Я же о тебе забочусь!
– Сдавай, сучье вымя!
Бакли принялся тасовать, Шестой уставился в окно. За стеклом была узкая площадь, а по ту ее сторону – длинный сарай под двускатной красной крышей. Трактир, в котором сидели игроки, звался «Свиньей и гусем», здоровущий сарай напротив – Мясницким рынком, а площадь – Мясоедной. На площади наблюдалось движение: то прокатит телега, то процокает конь, то бойко проскрипят по снегу люди. Порою кто-то проходил у самого окна, и сквозь стекло влетал клочок разговора.
– Ишь, шастают, – со злобой процедил Шестой.
– Тебе-то что, друг мой?
– К коронации готовятся.
– И?..
– Ненавижу коронации! Сдавай уже.
Бакли стал сдавать.
– А ты их много видел?
– Кого?
– Коронаций.
– Ни одной.
– Так что же…
– Сказал – ненавижу! – огрызнулся Шестой, и Бакли предпочел замолкнуть. Шестой добавил: – Экая радость – коронация! Какую-то сучью пигалицу садят на трон, а я должен радоваться? Не дождутся!
Бакли сдал, они взяли карты. Бакли добрал одну, Шестой – две. Помедлил, натужно размышляя. Потянулся к колоде с глухим рыком, словно уже предчувствуя исход. Вытянул третью карту.
– Дерьмище!
Он швырнул на стол карты вместе с серебряной полтинкой.
– Будем продолжать, братишка? – спросил Бакли.
– Да. Но сдам я, – Шестой забрал колоду. – Тебе черти крутят.
Бакли усмехнулся. Шестой всегда хотел играть, и это было хорошо. «Желание – ценная штука, – так говорил хозяин. – Кто много хочет, тот полезен».
Однако сдать Шестой не успел. Дверь скрипнула, Бакли бросил взгляд и напрягся, шепнул:
– Он.
Человек, которого они видели нынешним утром на станции, вошел в трактир, притопнул, сбивая снег с подошв, осмотрелся. Напоролся на неосторожный взгляд Шестого – и тут же ринулся прочь. Шестой и Бакли – следом, на ходу надевая тулупы.
– Извозчик!..
Человек со станции подбежал к бричке, в которой приехал за минуту до того.
– Гони скорее!
Лошади не успели тронуться, как Шестой и Бакли уже вспрыгнули в экипаж.
– Ага, гони, мил человек, – сказал Бакли, бросая извозчику елену. – Куда-нибудь на околицу.
– К Привратной?
– Да хоть и к Привратной.
Человек со станции попытался выпрыгнуть на ходу, но Шестой крепко ухватил его за плечо, швырнул на сиденье и впечатал кулак под ребра.
– Ыыыыы… – человек разинул рот, пытаясь вдохнуть. На нем была громадная меховая шуба, и сам он – тщедушный, остроносый – терялся в ней. Мелкие глазенки испуганно блестели из-под шапки.