⇚ На страницу книги

Читать Глоток перед битвой

Шрифт
Интервал

Среди самых ранних моих воспоминаний – огонь.

Я видел в выпусках вечерних новостей, как горят Уоттс, Детройт и Атланта, я видел подожженные напалмом моря пальм и мангровых деревьев, а Кронкайт в это время говорил об одностороннем разоружении и о том, что война потеряла смысл.

Мой отец был пожарным и часто будил меня поздно вечером, если по телевизору показывали репортажи с пожаров, которые он тушил. Устроившись в старом кресле, он сажал меня к себе на колени, и я ощущал исходящий от него запах дыма и копоти, вдыхал одуряющий смрад бензина и жира, и мне нравились эти запахи. Порой, когда на экране в желто-красных сполохах бушующего пламени мелькала фигурка, он говорил: «Смотри, вот это я».

Я рос, и, казалось, росли пожары, и вот недавно, глядя на объятый пламенем Лос-Анджелес, я по-детски представлял, что будет, когда дым и пепел начнут перемещаться к северо-востоку, затянут небо, отравят воздух, радиоактивным дождем осядут на Бостон.

Прошлым летом нечто подобное и произошло. На город налетел вихрь ненависти, которую мы называли разными именами – расизмом, педофилией, правосудием, справедливостью, – но все эти слова были всего лишь оберткой замусоленного гостинца, который никто не хотел разворачивать.

Прошлым летом люди умирали. Большая их часть ни в чем не была виновата. Кое-кто был – более или менее…

Прошлым летом люди убивали. Вины за это не снять ни с кого. Я знаю это. Я был одним из них. Я наводил на них ствол пистолета, я глядел в помутненные страхом и злобой глаза и видел в них свое отражение. Я нажимал на спусковой крючок, чтобы оно исчезло.

Я слышал эхо моих выстрелов, вдыхал пороховую гарь, но и в дыму продолжал видеть свое отражение и знал, что так будет всегда.

1

Бар в отеле «Ритц-Карлтон» выходит на Паблик-Гарденс, и без галстука туда не пускают. Подумаешь – раньше и я тоже выходил иногда на Паблик-Гарденс, причем без всякого галстука, и нисколько от этого не страдал. Но, быть может, «Ритцу» известно такое, что мне неведомо.

В отношении одежды вкус мой не слишком взыскателен – джинсы да майка, но сейчас я шел на встречу с вероятными клиентами, так что следовало поступать по правилам, а правила не мной установлены. Кроме того, в последнее время мне все никак не удавалось заехать в прачечную, и потому для сегодняшней оказии мои джинсы решительно не годились. По совокупности этих причин я достал из шкафа темно-синий двубортный «Армани» – клиент прислал несколько костюмов в виде гонорара, – выбрал подходящие башмаки, рубашку и галстук и, можно сказать, в мгновение ока приобрел достаточно респектабельный вид.

Переходя Арлингтон-сквер, я полюбовался своим отражением в затемненной витрине бара: шаг упругий, взор сияет, причесан я, что называется, волосок к волоску и отлично вписываюсь в окружающую действительность.

Молоденький швейцар со щечками такими гладкими, словно половая зрелость непостижимым образом его миновала, отворил тяжелую, окованную медью дверь и сказал: «Добро пожаловать в «Ритц-Карлтон», сэр», и это были не пустые слова – голос его подрагивал от гордости за свой небольшой уютный отель, которому я оказал честь своим посещением. Величавым движением швейцар вытянул руку, как будто указывая мне путь на тот случай, если я сам бы не смекнул, куда направить свои стопы, и, прежде чем я успел поблагодарить его, закрыл за мной дверь и уже подзывал для другого счастливца лучшее в мире такси.