В порту
Вода в Токийском заливе безобразно грязная и дурно пахнет. Мутная, склизкая, она будто большое уродливое зеркало показывает прибрежному городу всё самое отвратительное и ничтожное, что в нём есть. Наталья ненавидела прибрежные города. Острые иглы воспоминаний пронзали её разум и уносили её в большой прибрежный город, в котором больше не было жизни. Судьба в своей неподражаемой манере раз за разом швыряла Наталью на замусоренные берега, как будто давая шанс на искупление или заставляя искать в прибрежных вавилонах хоть что-нибудь не отвратительное. И Двуреченская находила. Находила в Хельсинки, в Стокгольме, в Гамбурге и в Токио. Только Петербург так и остался для неё непроглядно-чёрным, холодным и мёртвым.
Наталья обругала себя – грустные мысли могли отразиться на её лице, а сейчас ей нужно было выглядеть дружелюбной. Снова захотелось курить, но было нельзя. Японцам-то всё равно на занятия иностранки, но вот Вильгельм всё ещё не знал, что его жена курит, и Наташа не собиралась ему об этом говорить. С возрастом она смогла понять, что внутренняя свобода намного важнее её внешних атрибутов. А ещё, что свобода, это выдумка.
Наталья с усилием оторвала взгляд от зелёных мутных вод и часто заморгала – глаза заслезились. Спешащие японцы сновали по пристани туда-сюда. Все действия этих людей были наполнены совершенно муравьиной деловитостью и целеустремлённостью. Наташа немного завидовала им. Всепоглощающая подчинённость своему ремеслу освобождала этих людей от тревог по поводу великих потрясений мира, делала их, как бы, не при чём. Что, впрочем, вовсе не распространялось на весь муравейник. Японская империя вела экспансию за многие вёрсты от своих островов. И Токио теперь был центром притяжения, претендуя на звание столицы не только Японии, но всей Восточной Азии. Война, пусть и шла очень далеко отсюда, накладывала свой отпечаток. Люди в военной форме были частью токийского пейзажа столь же органичной, как продавцы лапши или школьники.
Наталья впервые оказалась в Токио в 1932-ом, и Япония уже вела войну. Уже ходили по улицам серьёзные, весьма самодовольные мужчины, большинство из которых было на пол головы ниже Двуреченской. Как ни странно, эта картина показалась ей до боли знакомой – в той России, которую Наташа помнила, люди в военной форме тоже были неотъемлемой частью городского мира. Серьёзные, весьма самодовольные мужчины, почти все из которых изрядно превосходили её ростом. Впрочем, такое совпадение не было странностью – для России, как и для Японии, состояние войны было естественным, а мир лишь кратким мгновением между войнами.
И всё же ей очень хотелось курить. Привычка эта не была для Натальи наваждением, она вполне спокойно обходилась и без табака, просто сегодня меланхоличная задумчивость не покидала её ни на мгновение. Очень не вовремя. Вильгельм будет уставшим и соскучившимся. Он не заслуживает скверного приёма от жены.
Ветер переменился. Подул с севера, со стороны берега. Неожиданно холодный и резкий. Наташа придержала шляпку и немного прикрыла лицо. Очертания океанского лайнера всё не появлялись на горизонте. «Зря приехала так рано! Вполне можно было бы на час позже уйти от Митико… Хотя нет, всё правильно – хоть мозги проветрила немного».