⇚ На страницу книги

Читать Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица

Шрифт
Интервал

Каждый месяц на Руси случается праздник. Бывают страшные, такой как Карачун в самую длинную зимнюю ночь, или поминовения Дедов и Баб в конце зимы и осенью. Бывают рабочие праздники, когда начинаются посев, сенокос или жатва. Но самые любимые и весёлые – летний Купала и зимняя Масленица.

Летнего Купалу легко праздновать. На улице от заката до рассвета нету ночи, солнце так и гуляет по небу. Все травы цветут и пахнут, яблоки завязываются на ветках, морковка из грядок вылезает, репка, ещё горькая, но уже вкусная, рядами желтеет. Лесная ягода среди грибов боровиков, маслят и сыроежек либо чернеет черникой, либо дразнится красной земляникой в мелких семенах. Но солнце уже уходит из самого длинного дня, сокращая своё появление с каждым днём.

А вот зимняя Масленица празднуется из последних сил. День только уровнялся с ночью, снег начал таять, сосульки с крыш капать, но ещё долго ждать зелёной травы на земле и первых листьев на деревьях. Зато просыпается надежда на скорое жаркое лето и урожаи всего, что вырастет. Домашняя скотина нагуляет мяса, на болота и поля прилетит дикая птица. И хочется разгульно веселиться на Масленицу, чтобы Боги услышали и помогли.

Деревня Явидово. Масленица. Утро Понедельника-Встречи

Как всегда, с ночи Недели[1] до рассвета понедельника в деревнях не спали, готовясь к большому празднику. Не прекращалась беготня между домами. У кого-то не было яиц для пирогов, у кого-то кончилась закваска для хлеба, и у всех не хватало соли. Дошло до того, что с божниц доставали маленькие солонки и выскребали из них самую лучшую, чёрную соль морянку, привезённую с озера Ильмень. С соседями такой солью не делились, самим еле хватало.

Не спалось не только из-за волнения, но и из-за голода, всё-таки две седмицы прошли пустыми[2]. Но, наконец-то, прошли! В мечтах об угощениях, ночь казалась бесконечной. Подсохший не подсоленный хлеб не лез в горло, от горохового варева с сушеными грибами уже тошнило.

В домах жарили творожники и складывали высокой горкой на отдельном деревянном блюде. На втором, таком же, лежали печенья-жаворонки с глазками из сушеной черники.

* * *

Крутившаяся у печи старая Снежана не замечала в морщинах под глазами сажу. Особенно чернел на лице нос, постоянно шмыгающий и подтираемый ладонью в нагаре.

– Прилетай лето, приноси тепло, – тянула песню Снежана, накрывая блюдо расшитым рушником с печеньем-птичками.

– Согрей землю, разбуди траву, – подхватила напев свекрови худенькая и хромая Годислава.

Обе бабы, трудились в старых залатанных рубахах, но в белых хлебных передниках.

Весь стол и залавок[3] за печью радовали глаз заставленными крынками со сметаной, горшками с разным маслом и блюдами.

Из сеней[4] в комнату вошел Ведогор с дровами, свалил их у печи и взял с залавка свою кружку.

– Тёща дорогая, ты зачем мне налила козье молоко? Я его с детства не терплю.

– Брагу и медовуху спрятала наша Домослава, – с удовольствием заявила Снежана, оттискивая на раскатанной тесте вырезанного из дерева жаворонка. – Не нальёт до похода в Священную Рощу.

– Тьфу ты, неприятность какая, – Ведогор одёрнул плетёный пояс на тёплой домашней рубахе. – Пойду овец на снег выгоню и ещё дров наколю, а то вы за эту ночь в два раза больше обычного сожгли.